90-е
Шрифт:
— Однако он все-таки доплелся, — Заметил я, — Такую силу воли можно только уважать!
— Просто он идиот! — Фыркнула Хэруки и продолжила рассказ: — По пути он при всех орал, что кроссовки испортил лично ты!
— Так меня
— Вот именно! — Хихикнула Хэруки, — Однако ослепленный гневом Кейташи совсем об этом забыл!
— И потерял лицо! — Покивал я.
— Полностью! — Подтвердила Хэруки, взяла меня за руку и потащила к школе — в этот раз я покорно пошел за ней.
Заметив наше приближение, школьный двор разразился настоящим ликованием — повод для сбора грустный, но деточкам плевать — по телеку уже показали репортаж со скромно толкающим хвалебные речи всем, кому только можно со сцены в Берлине мной.
Директору удалось навести порядок только через полчаса — на начало первого урока всем оказалось плевать, и мстительный Ока-сенсей сегодня заставит всех сидеть в школе дольше. С горем пополам ребята построились, и вокруг нас с донельзя уныло выглядящим, прихрамывающим Кейташи, образовалась пустота.
Блондин сделал пару шагов ко мне и низко поклонился:
— Прости, что публично оболгал тебя! Моему проступку нет оправданий!
Народ осуждающе бурчал — ишь какой нехороший мол, почему не «большой сорян»? А я что? А я твердо
— Прости, что не уследил за моими фанатами!
Выпрямившись, протянул не верящему в такое милосердие падшему блондину руку, тот ее пожал под скорбно-умиленный вздох окружающих — опять этот Одзава проявил неземную доброту! И теперь в его компании еще один отщепенец!
Отпустив руку Кейташи, двинулся к директору, у которого одолжил мегафон — его принесли, чтобы привести школьников к покорности, пока они меня радостно тискали и воровали пуговицы. Заодно директор уступил мне стул, на котором доселе стоял — пришлось снять ботинки, я же японец! Поднявшись на «подиум», откашлялся и толкнул десятиминутную речугу о том, насколько осуждаю хулиганство и травлю во всех ее проявлениях. К публичному покаянию виновных призывать не стал — ну его нафиг, они же признаются! — попросив в дальнейшем жить дружно. Семена, судя по всему, упали на благодатную почву, потому что провожали меня бурными аплодисментами. Или я вру себе, и реакция на слова кумира была бы точно такой же, даже неси я полную чушь? Тяжело быть маскотом Японии!
Конец седьмого тома.