90 МИЛЬ ДО РАЯ
Шрифт:
Схожим было совсем другое – харизма и любовь к военной форме. К примеру, Тито, седьмой ребенок в многодетной хорватской семье, с юных лет мечтал о белой рубашке и лакированных ботинках официанта. Но когда мечта исполнилась, и он примерил форму ресторанного халдея, то скоро понял, что эта нарядная одежда не стоит полученных в нагрузку унижений. Может быть поэтому Тито стал военным и даже в минуты отдыха в своей знаменитой резиденции на острове Бриони, где он не раз купался в бассейне с красавицей Софи Лорен, ходил в сшитой на заказ парадной маршальской форме. Ну и что крамольного в любви к военным мундирам и красивым женщинам?
Фиделю, большому поклоннику слабого пола, тоже предпочитающему военный френч гражданскому костюму, никогда не были чужды подобные слабости, как впрочем и выдержанное испанское вино. В этом нет ничего предосудительного. Правда, Рауль отдает предпочтение двенадцатилетним вискам "Чивас".
Когда аскет и романтик Че побывал в гостях у югославского лидера на Бриони, он не понял тяги Тито к роскоши. Возможно, автомобильный гараж из ягуаров, роллс-ройсов и бентли и сафари-парк из подаренных эфиопским королем зебр, страуссов и леопардов – это было черезчур. Здесь с Че никто и не спорил. Но женщины и односолодовый виски, доставленный специальным рейсом из американского штата Кентукки, порадовали даже Гевару, а Фидель вообще был в восторге.
Стать лидером движения неприсоединения, будучи коммунистом – в шахматах такие игроки имеют титул гроссмейстера. Югославия при Тито процветала. Смерть маршала уже через год повлекла за собой гибель страны и развал многонационального единства. Неужели смерть Фиделя спровоцирует такую же реакцию? Нет, у Тито не было такого брата, как он, Рауль. Еще какое-то время у них есть. Будучи у руля, еще можно подготовит преемника. А пока пусть все идет своим чередом.
Тито умел манипулировать сильными мира сего. Доил всех, кого не лень. Такова участь лидера маленькой или большой, но слабой страны. Он на лезвии бритвы, на острие ножа, на краю пропасти. И он должен научиться извлекать пользу из своего незавидного положения. Фидель лучше других знал, как это делать.
Кто в сегодняшнем благополучном Китае вспоминает пусть даже реальные россказни о том, что Великий Кормчий Мао до конца жизни не чистил зубы и опорожнялся в ямку? Что он заставлял крестьян истреблять воробьев, чем навлек на поля насекомых и уморил голодом миллионы людей? Стали бы китайцы чтить Мао Дзе Дуна за то, что бархатная обивка его спецпоезда была заклепана золотыми гвоздями? Тогда бы и румынского диктатора Чаушеску не разорвала бы толпа, ведь он ходил на золотой унитаз. Конечно же нет, Мао зауважали за то, что он выпросил у "хитрого крестьянина", так прозвал Хрущева Фидель, атомную бомбу и поднял китайцев с колен, сделав отсталый Китай великой ядерной державой.
Фидель тоже сделал бывших рабов гордой нацией. Кубинцы должны остаться такими навсегда. Их удел – сохранить независимость родины или умереть! "Поможет ли в этом Бог? Хорошо бы," – подумал Рауль. В таких случаях, кажется, полагается молиться. К семидесяти четырем годам Фидель еще не пришел к алтарю с молитвой. Кто знает, может быть он созреет к своему восьмидесятилетнему юбилею?
– Да, конечно, – согласился Рауль с фатализмом старшего брата, но про себя подумал, что пустить дело Гонсалеса на самотек было бы непростительной халатностью. В случае, если молодой кубинец, соблазненный обещаниями райской жизни, задумает предать родину, его надо будет нейтрализовать. Как-нибудь. Физически или морально. Неважно. Главное, чтобы народ Кубы увидел неминуемое возмездие за измену…
– Итак, этот молодой человек здесь? – спросил, наконец, Фидель.
Младший брат утвердительно кивнул.
– Давай его сюда, – повелел он Раулю.
– Пригласите Хуана Мигеля Гонсалеса, – приказал порученцам министр обороны.
Хуан Мигель, среднего роста, хорошо сложенный молодой человек с чуть оттопыренными ушами, сидел в приемной на плетеном индонезийском стуле с ажурной спинкой, как школьник, поджав колени, с трепетом ожидая встречи с великим человеком – лидером Кубы. Он не мог поверить, что всё это происходит с ним. Его жена Нерси по случаю незапланированного визита в Гавану заставила Хуана Мигеля надеть новую белую рубашку, воротник которой сейчас сдавливал его шею подобно натянутому собачьему ошейнику.
– Пройдите, – шепнул ему на ухо мощный негр из президентского эскорта Фиделя.
Хуан Мигель вошел в "святая святых" – скромный кабинет лидера республики. На стене висел исполненный маслом портрет героя революции, улыбчивого бородача Камилло Сьенфуэгоса, смерть которого породила в иммигрантской среде Майами всевозможные версии о причинах его безвременной гибели в авиакатастрофе. Рядом с портретом висела картина с изображением добровольного труда кубинских детишек в сахарную страду – сафру. Мебель в просторном кабинете Фиделя казалась строгой. В ней не проявлялось и намека на дворцовый кич. Наоборот, немного отдавало безвкусицей, казенщиной и аскетизмом обитателя этих вместилищ.
Появился Фидель. Вот он. Человек-легенда. "Барбудо"* с поредевшей бородой. Гениальный оратор, способный своей пламенной речью в течение многих часов приковывать внимание любой аудитории. Ни разу не сбиваясь, не теряя логики изложения, не путаясь в датах, цифрах, исторических деталях. Человек, обладающий невероятной памятью и непоколебимой волей. Герой и "Эль-Кабальо" – жеребец, сумевший дать жизнь последнему ребенку будучи 65-летним старцем…
Фидель пожал ему руку. Не позволил подержаться, а именно пожал. Мышца кисти сократилась, и Хуан Мигель ощутил достаточно крепкое рукопожатие большого человека. Молодой мужчина смутился от пристального взгляда человека №1 на Кубе, и чувствуя сверлящий взор человека №2.
– Хуан Мигель, тебе предстоит поехать в США на суд. Этого требуют обстоятельства, международное право и американская Фемида. На этом настаивают министерство юстиции США и подчиненная ему служба иммиграции и натурализации. Отцовского присутствия на суде по вопросу возвращения твоего сына Элиана хочет и американский народ. Там уверены, что как только ты вырвешься из-под моего надзора, то непременно попросишь политического убежища в США. А значит проблема воссоединения отца и сына разрешится сама собой, и не стоило поднимать такого шума.
– Я не собираюсь сдаваться. У меня украли ребенка, и я хочу только одного – чтобы Элиана вернули родному отцу, в родную страну, где ему было хорошо.
Слова молодого мужчины тронули Кастро, но команданте не показал виду.
– За 41 год, что прошел после победы нашей революции, американское правосудие не сделало Кубе ни одной уступки, – продолжил Кастро, – Ресурс, которым располагают твои опоненты безграничен. Как в юридическом, так и в финансовом отношении.
– А в моральном? – непроизвольно перебил Фиделя молодой человек, – В моральном?