999 (сборник)
Шрифт:
— Я только что из Африки.
Она:
— Серьезно? Ну и как там?
Я:
— Жарко.
Короче, я вышел на улицу с ежедневником в руках, уговаривая себя, что деньги потрачены не зря: я буду вести дневник, описывать на бумаге мои приступы, что я ел и делал — так мне предписали врачи; но у меня из головы не выходила она. Как она отошла в глубь лавки, чтобы достать ежедневник. Ее ноги. Как она держала голову. Ее бедра.
После этого я собирался записать все, что помню об Африке, и наши разговоры, в том случае если Мэри мне перезвонит. А затем рассказать о
31.01. Устанавливаю свой новый «Мак». Кто бы мог подумать, что в таком месте есть телефоны? Но с Кололаи нас связывают провода, а еще есть тарелка. Я могу трепаться с людьми со всего мира — причем за счет Конторы. (Вот это, я понимаю, гуманизм!) В Африке было не так. Одна рация — да и та держалась на честном слове.
Меня бросило в жар от энтузиазма. «Отдаленный архипелаг в Тихом океане». Нет, все по порядку...
Пэ-Дэ:
— Баден, мы отправляем вас на Такангу.
Не сомневаюсь, я изобразил из себя барана перед новыми воротами.
— Это отдаленный архипелаг в Тихом океане.— Она откашлялась и состроила такую гримасу, точно проглотила кость.— Там будет не так, как в Африке, Баден. Вы будете сам себе хозяин.
Я:
— Я думал, вы меня выгоните.
Пэ-Дэ:
— Нет, что вы! Как можно!
— Неограниченный отпуск по болезни.
— Нет, нет, нет! Но, Бад.— Она перегнулась через стол, и на минуту я испугался, будто она сейчас добросердечно потреплет меня по руке.— Там будет нелегко. Я не хотела бы зря вас обнадеживать.
Ха!
Ближе к телу. Я — в дыре. Я — в бунгало с полом, прогнившим еще в те времена, когда территория принадлежала англичанам. До деревни — миля. До пляжа — и полмили не будет, так что все комнаты пропахли Тихим океаном Местные жирны и счастливы; по моим расчетам, меньше половины из них — идиоты (по сравнению с Чикаго — огромное достижение). Раз или два в год кто-нибудь подхватывает что-нибудь типа триппера и получает от преп. Роббинса дозу мышьяка. И ИЗЛЕЧИВАЕТСЯ! Во дают!
В океане есть рыба — до фигища рыбы. В джунглях — дикорастущие фрукты: местные знают, какие из них можно есть. Здесь сажают ямс и хлебные деревья, а если кому-то нужны деньги или просто хочется что-нибудь купить, они ныряют на дно за жемчугом и меняют его на что надо, когда приходит шхуна Джека. Или устраивают себе праздник — плывут на пирогах в Кололаи.
Совсем забыл — кокосы тут тоже есть. Местные умеют их вскрывать. А может, у меня просто сил пока маловато. (Гляжу в зеркало — б-р-р!) Раньше я весил двести фунтов.
— Твоя тощий,— говорит король.— Ха-ха-ха!
Хороший, в сущности, мужик. Чувство юмора у него дикарское, но бывают недостатки и похуже. Он берет ноле (мы их называли «упанга», но они говорят «хелетей») и вскрывает кокосы, как пачки с жвачкой. У меня есть и хелетей, и кокосы, но с тем же успехом я мог бы пытаться вскрывать их ложкой.
1.02. Писать не о чем — вот разве что пару раз замечательно искупался. Первые две недели я вообще не заходил в воду. Из-за акул. Я знаю, что
2.02. Суббота. Вообще-то я давно собирался описать карлика, которого в тот раз видел на пляже, но никак не могу собраться с духом. В больнице мне иногда чудились всякие разности, и, боюсь, оно опять начинается. Я решил прогуляться по пляжу. И что, мне, значит, солнцем голову напекло?
Фигли.
Это был самый обыкновенный человек небольшого роста, даже ниже, чем отец Мэри. Это не мог быть никто из взрослых жителей деревни — комплекция не соответствует. Но и на ребенка он никак не тянул и вообще для островитянина был слишком бледен.
Очевидно, прожил здесь совсем недолго — он еще белее меня.
Преп. Роббинс должен знать — завтра его спрошу.
3.02. Жарко. Жара нарастает. По словам Роба Роббинса, самый жаркий месяц здесь — январь. Ну-ну: именно в начале января я сюда приехал, но с наступлением февраля вообще пошел ад.
Встал рано, пока еще было прохладно. Прошелся по пляжу до деревни. (Остановился посмотреть на скалы, где исчез карлик.) Подождал начала службы, но с Робом поговорить не смог — спевка (он разучивал с хором гимн «Ближе к Тебе, Господи»),
Пришло полдеревни. Служба тянулась почти два часа. Когда она закончилась, мне удалось отвести Роба в сторону. Я сказал, что, если он отвезет меня в Кололаи, я угощу его воскресным обедом (у него есть джип). Он был любезен, но отказал — слишком далеко и дороги плохие. Я сказал, что у меня личные проблемы, насчет которых я хотел бы с ним посоветоваться, а он: «Может, Баден, мы пойдем к вам домой и поговорим там? Я пригласил бы вас к себе на лимонад, но люди ко мне как мухи липнут».
И мы отправились пешком ко мне. Пекло, как в преисподней. На этот раз я старался глядеть только себе под ноги. Я достал из своего ржавого маленького холодильника ледяную кока-колу, и, обмахивая себя веерами, мы устроились на крыльце (Роб называет его «верандой»). Он понимает, что меня очень тяготит невозможность как-то помочь этим людям, и призывает меня к терпению. Мой шанс придет.
Я сказал:
— Я в этом разуверился, святой отец.
(Тогда-то он и предложил мне называть его «Роб». Это от фамилии, а зовут его Мервин.)
— Никогда не надо разуверяться, Бад. Никогда.
У него был такой серьезный вид, что я едва сдержала смех.
— Ну хорошо, я буду глядеть в оба, и может быть, в один прекрасный день Управление пошлет меня туда, где я нужен.
— Опять в Уганду?
Я пояснил, что АУПЗ практически никогда никого не направляет в один и тот же регион по второму разу.