999 (сборник)
Шрифт:
— Какая-то ты раздражительная сегодня,— заметил я, но покорно поплелся следом по подъездной дорожке. Мимо кизилового дерева, мимо дома. Сегодня сестра надела синий сарафан, который лип к ее мокрой от пота спине.
— Почему все так вышло, Гантер? Почему именно так?
Я быстро огляделся по сторонам, но рядом не было ни единой живой души. Даже птицы — и те не парили в пустом безоблачном небе.
— Даг,— напомнил я ей хриплым шепотом, пытаясь не напрягать голос Имя мне подсказал телефонный звонок за день до взрыва. Я подумал, что настоящий Даг Орни, где бы он сейчас ни был, все равно никогда ничего не узнает.— Ты обещала.
Мы с ней уже сошли с подъездной
— Почему все так вышло... мистер Орни?
Я ускорил шаг, чтобы нагнать ее. Я был босиком, но к моим ногам не прилипло ни единого репья. Наверное, стопы у меня мозолистые и жесткие.
— Дорого, наверное, брать напрокат классический «эд-сел»? — сменил я тему.
— Дорого, да. — Ее голос был тусклым, резким.— Особенно летом, когда начинаются все эти мексиканские свадьбы. Он пятьдесят седьмого года, но в нем, должно быть, стоит новый двигатель или что там еще бывает... сегодня я даже указателей не различала на старом шоссе номер шестьдесят шесть. Всю дорогу — один Футхил-бульвар. Не знаю, смогу ли я снова приехать сюда, к тебе. Смогу ли пробиться к тебе еще раз. Даже я, твоя сестра-близняшка, которая жила здесь, с тобой! Даже на автомобиле из тех времен. И потом, я ведь нужна и Хакиму.— Она обернулась ко мне и топнула ногой.— Если бы он хотел, он бы нашел способ выбраться из аэропорта! И ты посмотри на себя! Черт возьми... Даг... вот скажи мне. Сколько времени будет жить тело в глубокой коме, даже в такой распрекрасной больнице, как Вестерн-Медикал, если его душа прячется где-то инкогнито?
— Ну, душа...
— Это явно неосвященная земля. Это что, какой-нибудь перекресток? Что ты забыл в этих репьях-сорняках?! Свое искупление, может быть?! — Она снова расплакалась.— Утечка пропана. Тогда почему тебя нашли во дворе, рядом с утенком? Ты передумал, правда? Ты пытался уйти, спастись. Замечательно! Вот и спасайся. Иди. Не закисай... на вокзале. В нигде — между здесь и там. Иди прямо сейчас. К этой дурацкой старой машине. Дай мне тебя увезти в Вестерн-Медикал, пока я еще могу. Пока ты еще можешь уехать отсюда Ты еще можешь проснуться.
Я улыбнулся и покачал головой. Теперь я понял, чего боялся. Нет, не мальчика в темном бальном зале. Я боялся рассветов. Каждый рассвет, предвещающий очередной новый день, отзывался во мне напряженным страхом. Страхом неизвестного. Тот мальчик из моих снов... он нашел способ, как спрятаться от рассветов. Но я этого не умел, и каждое утро солнечный свет безжалостно и неизбежно проникал под плотно закрытые веки, предвещая начало нового дня. Я хотел сказать сестре что-нибудь ободряющее, но она смотрела куда-то мимо меня совершенно пустыми глазами.
— Господи,— выдохнула она с благоговением, причем сейчас ее голос был почти таким же хриплым, как мой.— Это же здесь снимали, отсюда. Ну, та фотография... с утенком у дерева авокадо. В фотоальбоме, помнишь? — Она указала глазами на дом.— Сейчас там нет никакого дерева, но ты посмотри... под тем же углом вид на дом, эти окна... точно, как на фотографии. Тогда мы его не узнали, дом... потому что мы его помнили новым, недавно покрашенным, а не таким облупленным и облезлым, каким он стал теперь... каким он был на фотографии. И еще на фотографии было большое дерево на переднем плане. Оно тоже нас сбило.
Я встал рядом с сестрой и посмотрел на дом, щурясь
— Человек, который это снимал, стоял прямо здесь,— тихо проговорила сестра.— На этом самом месте.
Или будет стоять, подумал я.
Но вслух сказал совсем другое:
— Свозишь меня в супермаркет?
Когда сестренка уехала, я еще несколько раз ходил на то место и смотрел. Похоже, конечно... но я до сих пор не уверен, что это тот самый вид. Дело в том, что я плохо помню то фото. Может, это действительно тот же дом. Может быть, нет. Оставалось только ждать.
Я не думаю, что попаду в супермаркет в ближайшее время. Если вообще когда-нибудь попаду. Меня раздражает сама дорога. Слишком много на ней миражей — сгустков видений в разрывах пространства, залитого резким солнечным светом, который режет глаза. Можно подумать, что в Сан-Бернардино нет ничего, кроме ходячих скелетов и одноконных фаэтонов. В тот раз вместе с крекерами и сыром я прихватил и плод авокадо. А сестра оставила мне коробку со старой отцовской одеждой, потому что мне было даже не во что переодеться — я так и ходил в опаленных брюках и прожженной рубашке. Перед отъездом она сказала, что у нее сердце кровью обливается, когда она меня видит таким ободранным и неприкаянным. Я еще не заглядывал в эту коробку, но всякому здравомыслящему человеку понятно, что там обязательно должен быть такой, знаете, старческий комбинезон, который застегивается на «молнию» от лодыжек до горла.
Теперь я знаю, что сестра наконец возвращается во Францию — к своему бедному Хакиму, застрявшему в аэропорту в Руасси. Я ей звонил. Я уже говорил, у нас на кухне стоит телефон.
— Я еду в больницу,— сказал я ей.— Так что можешь спокойно лететь во Францию.
— Гант... то есть, Даг... ты откуда звонишь?
— Из Санта-Аны. Я прямо сейчас сажусь на автобус и еду в больницу. Мне только надо переодеться. И еще я попробую все-таки причесаться нормально.
— Ты в Санта-Ане?! Какой у тебя там номер? Я сейчас перезвоню.
Я испугался и запаниковал. И назвал ей первый же номер, который пришел мне на ум,— мой собственный старый номер в Санта-Ане.
— Но я не хотел отнимать у тебя время,— пробормотал я.— Я просто хотел сказать...
— Но это же наш старый номер,— оборвала меня сестра.— Как могло получиться, что ты звонишь с нашего старого номера?!
— Он... его оставили в том же доме.— Если бы я еще мог потеть, я бы точно вспотел.— И те люди, которые теперь здесь живут... они разрешили мне позвонить.— Ложь давалась мне без труда. Я даже зачем-то добавил: — По-моему, я им понравился. Они меня сандвичами накормили.
— Ну еще бы! Ладно, не отходи от телефона.
Она бросила трубку. Я знал, что сейчас будет гонка — кто быстрее наберет наш старый номер. Наверное, у нее тоже был аппарат с вертящимся диском, потому что я, кажется, все-таки успел первым. В трубке раздались длинные гудки. Один, второй, третий. После четвертого я уже не сомневался, что наш старый номер все-таки снова работает. Потому что, если бы он не работал, после третьего гудка я бы услышал записанный электронный голос с уведомлением об отключении. Ну давай же, давай, шептал я одними губами. Я очень надеялся, что человек, который поднимет трубку на том конце линии, дослушает меня до конца и сделает то, о чем я его попрошу.