999. Последний хранитель
Шрифт:
Через час тела четырех стражников распростерлись возле экипажа. Ферруччо был легко ранен в плечо, но без труда оттащил их подальше от дороги и столкнул в ров, не слишком глубокий, но хорошо укрытый разросшимся кустарником. Красноватые стебли скрыли кровь. Потом настала очередь аббата. Его раздели и спешно похоронили.
Ферруччо заставил Джованни облачиться в рясу и заявил:
— У вас не очень-то монашеский вид, граф. Постарайтесь выглядеть так, будто каетесь.
— Я и так каюсь, Ферруччо. Путь моих «Тезисов» уже усыпан трупами.
— Каких «Тезисов»?
Джованни не ответил. Ферруччо сел в экипаж и велел кучеру трогать.
Джованни хотелось бы узнать побольше о своем спасителе, но он понимал, что сейчас ничего не добьется. Единственное, в чем он был уверен, так это в том, что надо довериться Ферруччо. Это был лучший способ защитить и себя, и книгу.
— Куда мы теперь направляемся?
— Во Флоренцию, граф, — бодро ответил Ферруччо, ничуть не смущаясь тем, что только что убил пятерых. — Кучер напуган. Я дал ему несколько флоринов и пообещал удвоить эту сумму. Поэтому он повезет нас хоть в ад, а если будет хорошо себя вести, то сможет купить себе целую почтовую линию до Парижа. Нам надо уезжать как можно скорее. Рано или поздно люди Франческетто заметят исчезновение экипажа и сопровождающего отряда. Тогда по нашим следам отправят целое войско, а с неба пришлют еще херувимов и серафимов для подкрепления. Кроме того, я полагаю, Великолепный вас ждет. А с вами и драгоценный подарок, как мне доложили.
Джованни предпочел бы почувствовать на спине удар хлыста, унизанного гвоздями, чем услышать последние слова Ферруччо.
Итак, Лоренцо все знает, и от него не спрячешься, как и от стражи Иннокентия. Помимо того что он пользуется огромной властью, он его спас, и теперь Джованни его должник. Но он не может отдать в руки одного человека то, что должно стать достоянием всех.
~~~
Рим, в тот же день
Суббота, 30 декабря 1486 г.
Тот, кто склеил страницы этой странной книги под названием «Последние заключения, или Тайные тезисы IC», хорошо знал свое дело. Христофор вертел книгу в руках, изучал то один край, плотный, то другой, мягкий, то совершенство соединения крайних страниц. Такая работа воистину обнаруживала свойства, вполне отвечающие духу алхимии: искусство соединения силы и легкости, духа и материи, добра и зла. Не напрасно граф делла Мирандола в своих кругах считался великим посвященным. Все восхищались им и завидовали ему. Та легкость, с которой глубочайший ум Пико справлялся с самыми трудными задачами, просто обезоруживала. При всех своих немалых познаниях он никогда не углублялся в изучение магии, хотя превзошел бы многих великих магистров, если бы захотел. С ним не сравнился бы сам Гермес Трисмегист, чей важнейший для алхимии труд «Герметический корпус» перевел его друг Фичино, или Николя Фламель, которому удалось раскрыть тайну философского камня и превратить свинец в золото. Да, Мирандола был из тех, для кого в «Opus Аlchemicus» [30] не оставалось почти никаких секретов.
30
«Opus Alchemicus» — «Великое деяние» — поиск философского камня, основа алхимии.
В комнате, предоставленной отцом в распоряжение Христофора, имелись в изобилии не только запрещенные магические тексты, но и перегонные кубы, клеи, растворители, разные порошки, камни, ампулы, канюли и все известные алхимические препараты. Сын понтифика размышлял о таинственных путях судьбы, которые назвал бы путями провидения. Он считал Джованни Пико большим мастером и всегда надеялся рано или поздно встретиться с ним. Теперь его позвали, чтобы раскрыть тайну, напрямую с ним связанную. Более того, позвал сам Папа. Ведь Христофор был первенцем римского викария, хотя прекрасно знал, что это считалось ошибкой юности. В коридорах Ватикана его называли тайным бастардом или, в лучшем случае, дальним родственником.
А Франческетто, Теодорина и остальные его сводные братья и сестры считались законными. Сколько же их было? Семь? Восемь? А может, больше? Но все это неважно. Сегодня он имел над ними огромное преимущество и огромную власть. Отец выбрал его, чтобы доверить тайну, истинного смысла которой он пока не понимал, но которая явно была очень значительной. И все это благодаря его познаниям в алхимии, в Великом Деянии. Все в этой комнате дышало духом Великого Деяния. Его хулила и проклинала церковь, а Папа, его отец, благословил.
Подумав о великолепной работе графа, Христофор улыбнулся. Эти страницы были сделаны из специальной пасты, одновременно крепкой и тонкой. В ее состав входили волокна конопли и тутовника, смешанные с квасцами и клеем. Граф высушивал пасту, потом наносил на страницу запись и снова размачивал, добавляя раствор квасцов и клей. Получился безукоризненный монолит, что-то вроде бумажного кирпича. Этот метод был известен только арабским алхимикам. Если не знать состава бумаги и точной процедуры склеивания, любая попытка расклеить страницы потерпит неудачу и приведет к разрушению рукописи. Для разделения страниц Христофор решил пойти путем исламских ученых и применить так называемую влажную алхимию, допускающую создание эликсиров и квинтэссенций.
И все это, по иронии судьбы, при дворе Папы, в центре христианства!
Используя перегонные кубы и технику паровой бани, которой широко пользовалась Мария, сестра Моисея, Христофор постарался получить густые пары масла лаванды, смол и терпентина, созданного путем экстрагирования из апельсиновых корок. Лавандовое масло было мощным растворителем, остальные ингредиенты выполняли функцию защиты как бумаги, так и текста. Он уже заканчивал работу и покрывал каждую страничку тонким слоем сока алоэ вера. Его фиксирующие и заживляющие свойства, известные еще по древнейшим герметическим текстам Египта, навечно сделают страницы твердыми и неуязвимыми. Разрушить их сумеет разве что удар меча или огонь.
Отец пока ничего не знал. Для Христофора несколько лишних дней составляли единственную возможность прочесть заветные страницы и понять, во-первых, мысли Джованни Пико, а во-вторых, чем понтифика так заинтересовал и привлек этот текст. Причем Христофор мог только прочесть, поскольку на копирование времени не было, да и найди у него кто-нибудь копию, болтаться бы ему на решетке замка Сант-Анджело, а вороны клевали бы его глаза.
День и ночь страницы, одна за другой, проходили у него перед глазами. По мере того как он углублялся в чтение, в нем росло ощущение необыкновенной силы знания. Ему казалось, что у него в руках ключ ко всем мечтам.