А потом я проснусь
Шрифт:
И еще: девчонка довольно высокая, а вот голос не такой звенящий и тонкий, как в моем сне.
– Блин, да тут, похоже, диагноз, – раздается тихое бормотание. И уже громче: – Извини, короче.
– Какой диагноз? – с заминкой переспрашиваю я, цепляясь за раздражитель, с помощью которого смогу вернуться в реальность. Я действительно опешил. Даже сильнее, чем тогда, когда увидел в новостях знакомую многоэтажку.
– Ну ты кажись приторможенный маленько, нет? – с подозрением щурится девушка.
Ноги стремительно обретают под собой почву, и тело перестает ощущаться инородным.
– Если ты про умственные отклонения, то у меня их нет, – комментирую я, стараясь не звучать как обиженный подросток.
– Ну тогда забираю извиняшки обратно, – моментально леденеет Не-Ангел. – Просто у тебя выражение лица такое стало… Как будто сейчас на землю шваркнешься и пена изо рта польется. Я капец как боюсь всякого такого.
С каждым новым вылетевшим из нее словом я чувствую… Раздражение и нечто отдаленно напоминающее разочарование. Не то чтобы я чего-то ждал от этой встречи… Вернее, я ее совсем не ждал, но… Эта девушка снилась мне сколько я себя помню. В каком-то смысле она была для меня мечтой, эталоном женственности, чем-то непостижимым… С ее образом я в конце концов испытал свою первую эрекцию. А при встрече из ее рта льется настоящая слэнговая помойка. Короче, полный диссонанс. Ну и кому приятно будет, если из-за растерянного выражения лица на тебя сходу навесят ярлык «имбецил».
– Удивительно, сколько всего неприятного можно услышать из-за случайного столкновения, – холодно цежу я.
Сон не сон, но безмолвно выслушивать дерьмо в свой адрес от юной хабалки я не обязан. И, кстати, сколько ей? Лет двадцать на вид. Почему-то во сне она казалась мне немного старше.
– Да меня бесят просто такие лбы неповоротливые. Ты случайно котомкой махнул, а у меня потом синяк в полруки будет. Про майки в такую жару придется забыть.
– Я будто тебя не сумкой задел, а на машине врезался, – иронично замечаю я.
– У меня кожа такая, ясно? – буркает девчонка, растирая плечо. – Чувствительная. Чуть что – сразу синяки вылезают.
Мое раздражение слегка притухает оттого, какой расстроенной она выглядит в этот момент. Будто всерьез переживает из-за внешнего вида, а не ищет повод сцедить свой яд. Взгляд невольно цепляется за ее пальцы – тонкие, покрытые бесцветным лаком, за выраженную ямочку над губой, и в голове всплывает неожиданное определение «трогательная». Кроме ужасной манеры общения, в ней нет ничего отталкивающего или дешевого. С одеждой порядок: темные облегающие джинсы, белая футболка, рюкзак. Волосы ухоженные, блестящие, на теле никаких татух или безвкусной бижутерии. Может быть, ей просто с детством не повезло.
– Тебе стоит провериться у терапевта, – говорю я в качестве примирения. – Гематомы, как правило, указывают на проблемы с сосудами.
– Вот уж тебя забыла спросить, – моментально огрызается Не-Ангел, бросает на меня презрительный взгляд и, развернувшись, уходит.
Меня снова двоит: с одной стороны, хочется помахать ей вслед средним пальцем, присовокупив что-то вроде «скатертью дорога», а с другой – перехватить ее за руку, чтобы остановить. Потому что черт знает, встречу ли я когда-нибудь ее снова. Она все-таки годами мне покоя не давала, а я даже ее имя не узнал. Зачем мне ее имя – я пока не решил. На эталон женственности и предназначенную вторую половину эта грубиянка точно не тянет. Я даже не знал, что где-то еще принято так общаться… В смысле, что принято хамить по рядовому поводу, очевидно, оправдывая это гендерной разницей. А еще очень отвлекает ее задница… Подтянутая и круглая. Во сне с этого ракурса я ее ни разу не видел.
– Представься, что ли? – выкрикиваю я с заминкой, наступив на горло чувству собственного достоинства. – Чтобы в случае чего знать, кому прислать йод и бинты.
В ответ Не-Ангел, не оборачиваясь, вытягивает над головой средние пальцы. Из-за острой вспышки гнева начинает шуметь в ушах. Нет, ну вот что за сука? Она в принципе не способна к нормальному человеческому общению?
– Сам что-нибудь придумай, – язвительно летит следом. – И хорош пялиться на мою задницу.
3
Ярослава
Вдавив палец в кнопку звонка, я разглядываю носы своих армейских ботинок. Говнодавы, называет их баба Лида. Была бы так же остра на слух, как на язык, не пришлось бы мне по полчаса торчать под дверью.
– Кто там? – раздается наконец по ту сторону знакомый скрипучий голос.
– Да я уж, бабуль, – выкрикиваю я так, чтобы наверняка было слышно. – Яся. Открывай.
Замок несколько раз проворачивается, и в приоткрывшийся зазор моментально вылетает Тотошка. С размаху тыкается складчатой мордой мне в колени и, вытаращив глаза-пуговицы, начинает визгливо ругаться. Опять меня одного с ней оставила? На целых полдня! Как ты могла? Где была? Что ела? Вкусного чего-нибудь принесла?
– Ой ты ж, блядский истерун, – ворчит бабушка и, отвернувшись, медленно шаркает вглубь квартиры. – Жрать, наверное, опять хочет. Одни только мысли у него: пожрать и поспать.
– Так а что ему делать? Полы пылесосить? – язвлю я, разуваясь. – Мопсы созданы для любви.
Чмокнув Тотошку в мокрый нос, я прохожу на кухню и первым делом открываю форточку. Несмотря на августовские плюс тридцать, баба Лида предпочитает держать окна закрытыми, из-за чего мы постоянно ругаемся. Я ненавижу спертый воздух, который в сочетании с ее старческим запахом, делает мое пребывание дома порой невыносимым.
– Ела что-нибудь? – выкрикиваю я, оценивающе оглядывая содержимое холодильника.
– Да ела, ела, – ворчливо долетает под растущую телевизионную громкость.
– А по-моему, ты ничего не ела! Суп как стоял нетронутым, так и стоит.
– Ты мертвого заебешь, ей-богу. Лучше жука своего пердящего покорми. Опять волос насыпал, не продохнешь.
– Не продохнешь ты, потому что окна закрытыми держишь, – парирую я, подмигивая крутящемуся возле ног Тотошке. – И кстати, готовься. Через час пойдем гулять. А то у тебя скоро пролежни появятся.