Шрифт:
Человек в коричневом костюме смотрелся в зеркальную стену бара. Свое отражение, казалось, интересовало его куда больше, нежели бокал, который он сжимал в руке. Он проявлял почти полное равнодушие ко всем попыткам Лаймана заговорить с ним. Такое положение вещей продолжалось минут пятнадцать, после чего он наконец поднял бокал и сделал основательный глоток.
— А теперь — не смотрите! — сказал Лайман. Коричневый человек скосил на Лаймана глаза, поднял бокал повыше и сделал еще один глоток. Кубики льда скользнули по его губам. Он поставил бокал на красно-коричневую стойку и знаком велел наполнить
— На что не смотреть? — поинтересовался он.
— Как раз за вами сидит один тип, — сказал Лайман, моргая тусклыми глазами. — Он только что вошел. Вы что, не видите его?
Коричневый человек расплатился за вторую порцию и только после этого ответил:
— Кого не вижу?
Тон его являл собой великолепную смесь скуки, неудовольствия и вынужденного интереса.
— Кто вошел?
— О чем я твердил вам в течение последних десяти минут? Вы что, не слушали?
— Конечно, слушал. Это… Ну конечно! Вы говорили о ванных. Радио. Орсоне.
— Не об Орсоне, а о Х.Герберте Джордже. Насчет Орсона — это просто так, для затравки. Х.Г. знал или подозревал. Потрясающая интуиция! Он не может привести никаких доказательств, но писать научную фантастику он прекратил так же внезапно, как и начал. Держу пари, что именно тогда он узнал.
— О чем узнал?
— О марсианах. Наш разговор ни к чему нас не приведет, если вы не слушали. Весь фокус в том, чтобы вовремя принять меры, имея доказательства, убедительные доказательства. До сих пор их никому не удавалось получить. Ведь вы репортер, не так ли?
Держа в руке стакан, человек в коричневом костюме неохотно кивнул.
— Тогда вам следует потолковать обо всем этом на листке сложенной бумаги. Я хочу, чтобы все знали, весь мир. Это ужасно важно. Я все объясню. Моя жизнь не будет больше в такой опасности, как только я передам информацию и заставлю людей в нее поверить.
— А почему ваша жизнь сейчас в опасности?
— Из-за марсиан. Как вы не понимаете? Они владеют миром. Коричневый человек вздохнул.
— Тогда, значит, они владеют и моей газетой, — возразил он. — И, значит, мне не удастся напечатать ничего такого, что бы им не понравилось.
— Я об этом как-то не думал, — сказал Лайман.
Он созерцал дно своего бокала, где два кубика льда спаялись в единое целое в холодном нерушимом союзе.
— Впрочем, они не всемогущи. Я уверен, у них есть уязвимые места, иначе зачем бы им все время держаться в тени? Они боятся, что их могут обнаружить. Если бы мир получил убедительные доказательства… Послушайте, люди всегда верят в то, о чем читают в газетах, не могли бы вы…
— Ха! — выразительно ухмыльнулся коричневый человек. Лайман грустно забарабанил пальцем по стойке и пробормотал:
— Должен же быть какой-то выход. Может быть, если бы я выпил еще порцию…
Человек в коричневом костюме отпил из бокала. Казалось, это несколько взбодрило его.
— Что это за история, насчет марсиан? — спросил он. — Предположим, вы начнете сначала и расскажете мне все по порядку. Или вы не можете вспомнить?
— Конечно, могу. Я отдаю себе полный отчет. Это нечто новое, совершенно новое. Раньше я ничего подобного и представить себе не мог. Я даже помню свой последний разговор с марсианами.
Лайман бросил на коричневого человека торжествующий взгляд.
— Когда это было?
— Сегодня утром.
— А я могу припомнить разговоры, которые вел на последней неделе, — холодно отозвался коричневый человек. — Ну и что?
— Вы не понимаете. Они заставляют нас забывать, в этом все дело. Они говорят нам, что мы должны делать, и мы забываем о разговоре — постгипнотическое внушение, я думаю. Мы следуем их приказам. Это принуждение, хотя мы и думаем, что действуем самостоятельно. Они правят миром, но никто об этом не знает. Никто, кроме меня.
— А как узнали вы?
— Потому что мои мозги находились в особом состоянии. Я экспериментировал со сверхзвуковыми моющими средствами, пытаясь создать что-нибудь путное и получить патент. Приспособление оказалось неисправным — волны высокой частоты проходили сквозь меня. Они должны были быть неразличимыми, но я их слышал, вернее, видел. Вот это я и имел в виду, когда говорил о том, что мои мозги находятся в особом состоянии. После этого я смог видеть и слышать марсиан. У них такие механизмы, которые позволяют им успешно работать с обычным мозгом, но мой-то больше не является обычным. Они не могли меня загипнотизировать. Они могли сделать мне распоряжение, но я могу им не повиноваться — теперь могу. Надеюсь, они ничего не заподозрили, а может быть, и заподозрили. Да, пожалуй, так…
— Как вы можете это утверждать?
— Судя по тому, как они на меня смотрят.
— А как они на вас смотрят? — спросил коричневый человек. Он начал было доставать карандаш, но передумал. И вместо этого глотнул из бокала.
— Ну, так как они на вас смотрели?
— Я не уверен. Я могу их видеть, и ясно, но только, когда они одеты.
— О'кей, — терпеливо произнес коричневый человек. — Как они выглядят, когда одеты?
— Почти так же, как и все остальные. Они одеваются в человеческую кожу. О, не в настоящую, а в имитацию. Подобно тому как Катценджангир Кидз влезал в крокодила. А раздетые… я не знаю. Я их никогда такими не видел. Может быть, тогда они становятся для меня невидимыми, а может быть, они просто маскируются под ос, или сов, или крыс, или летучих мышей, или… — … еще подо что-нибудь, — поспешил закончить за него коричневый человек.
— Спасибо. Или еще подо что-нибудь. Но когда они одеты как люди, как вон тот, кто сидел рядом с вами, когда я сказал, чтобы вы не смотрели…
— Тот, насколько я понимаю, был невидимкой.
— Каждый из них невидим большую часть времени. Но время от времени по каким-то причинам они…
— Подождите, — заметил коричневый человек. — Давайте по порядку, хорошо? Они одеваются в человеческую кожу, а потом сидят невидимыми?
— Только время от времени. — Очень хорошая имитация человеческой кожи. Никто бы не различил разницы. Их выдает только третий глаз. Когда они держат его закрытым, никто ни за что не догадается, что он вообще есть. А когда они хотят его открыть, то сразу становятся невидимыми. Как тот субъект. Когда я вижу кого-нибудь с третьим глазом, расположенным прямо посреди лба, я понимаю, что это марсианин, причем невидимый, и я делаю вид, что не вижу его.