А утром пришел Фо…
Шрифт:
– Ну, иди сюда! Иди! – процедил я сквозь зубы – больше, чтобы подбодрить себя, – и взмахнул ножом, понимая: если монстр поймет, что я сам боюсь его до смерти, непременно набросится.
Я сделал шаг. Существо зашипело, обнажив клыки, и отступило. Шипастые крылья угрожающе приподнялись, в узеньких глазках блеснул холодный огонек.
– Что, страшно? – сказал я, а сам снова с надеждой взглянул туда, где скользил по кустам луч фонарика, – Эй! Агеев! Кто-нибудь! Я здесь! Где же вы, черт возьми?
Я сделал еще шаг. Мечевидные отростки чудища приподнялись, словно для защиты. Монстр захлопал крыльями, из
Мышцы заныли, я чувствовал, что правая рука все больше немеет. Монстр же, казалось, не уставал, а, наоборот, бился все яростнее. Я попытался снова позвать на помощь, однако мой крик больше походил на сдавленный хрип. Хотя, даже если бы мне удалось докричаться, вряд ли кто-нибудь мог мне помочь. Со стороны вышки по-прежнему доносились выстрелы и крики. Там тоже шла борьба. Тут я почувствовал, как монстр медленно выскальзывает из моих рук. Я придавил его к земле, навалившись всем весом, однако тот все больше и больше высвобождался. Если я отпущу его – мне конец! Тогда я решился освободить правую руку. Для этого мне пришлось убрать локоть с горла чудовища, и тут же в левое плечо впились острые клыки. Стиснув зубы от боли, я ударил ножом в покрытую чешуей грудь. Монстр запищал, но челюсти не разжал, наоборот, они сомкнулись, как тиски. Я выдернул нож, липкая кровь хлынула из раны, ударил снова, теперь уже целясь в глаз чудовища. Птеродактиль взвыл и забился. Хватка ослабла. Я еще несколько раз воткнул нож в черное тело и, наконец, сбросил с себя обмякшие крылья. «Неужели получилось?» – подумал я, отползая от подрагивающего в агонии кошмарного существа. Все мое тело горело, казалось, на нем живого места не осталось.
И тут позади громыхнула очередь. Я резко оглянулся, и в глаза ударил слепящий свет фонарика. На тропинке стоял Агеев с автоматом, а между нами билось в предсмертных муках еще одно крылатое чудовище.
– Ты как, жив? – Ко мне подбежал тяжело дышащий Роганин, помог встать.
– Порядок. – Я попытался улыбнуться, хотя радости было мало. Плечо жутко ныло. Я наклонился и поднял свой покореженный автомат.
– На, держи, – сказал Агеев, вложив мне в руки другое оружие. – Это Волкова. Я прихватил на втором посту. Бери-бери, тебе он теперь нужнее.
При упоминании о Волкове меня передернуло. Я даже невольно бросил взгляд под ноги – не шевелится ли почва. Автомат все же взял.
– А сейчас такая задача, мужики, – продолжил Агеев. – Нам нужно во что бы то ни стало пробиться к караулке. Так что не разбредаемся и аккуратненько за мной. Уж не знаю, что это за дрянь, но, похоже, этой фауны тут навалом.
И Агеев, пригнувшись, побежал по тропинке в сторону ворот внешнего ограждения, водя по кустам и траве лучом фонарика. Мы поспешили следом, с опаской глядя по сторонам, сопровождая взгляды стволами автоматов…
В караулке, как мы потом узнали, все это время тоже не скучали. Она находилась в положении осажденной крепости. Правда, никто толком понять не мог, кто или что их осаждает. Рыбалкин так и не объявился, в комнате отдыхающей смены – труп, с постов вестей нет. В караульном помещении, кроме начкара, остались лишь Трошников и Шурович, которые сидели под окнами в бодрячке, да Сычев. Тот, как положено по уставу, занял оборону на улице у входа. В караулке было темно – свет везде погасили, ставни на окнах распахнули.
– Товарищ капитан, можно хоть покурить сходить? – спросил Шурович.
– Кури здесь, – сухо бросил Саморов из своего кабинета, где он точно так же сидел на полу под окном с автоматом в руках.
Шурович облокотился спиной о батарею, пристроил автомат рядом, достал пачку. Во мраке засветился огонек сигареты.
– Андрюха, угощай, – сказал сидящий под другим окошком Трошников.
Шурович бросил ему пачку.
– Сидим тут вот уже час и ждем неизвестно чего, – проворчал Трошников, прикуривая. – Никто не нападает…
– Сплюнь! – перебил Шурович. – Кстати, Сычев с собачки сказал, что со стороны постов выстрелы слышал.
– Так это было давно. Еще когда Волков звонил.
– He-а. Говорит, что недавно. Видать, правда нападение!
– Скажешь тоже, – возразил Антон. – Чего тут брать-то?
– Тихо! – Шурович насторожился.
– Ты чего? – прошептал Трошников, чуть ли не вжавшись в батарею.
– Там есть кто-то… – Андрей кивнул на окно.
За мутным стеклом мелькнула тень. Шурович взял оружие, приподнялся, взглянул в окно и сразу же отпрянул, чуть не изрешетив возникшее перед ним лицо.
– Дурак, это же Сычев! – узнал Трошников.
– Он же на собачке должен быть, – удивился Шурович, опуская автомат. – А это окно выходит на другую сторону!
И вдруг Сычев неистово затарабанил по стеклу и замахал руками. Шурович растерянно посмотрел по сторонам, словно решаясь, стоит ли покидать позицию без разрешения. Все же вскочил и побежал в коридор.
– Эй, ты куда собрался? – окликнул его начкар.
– Там Сычев! Похоже, что-то случилось…
– Погоди. – Капитан пошел вперед. – Нечего поперек батьки в пекло лезть.
Вынув из кобуры пистолет, Саморов осторожно приоткрыл входную дверь. Выглянул – никого. Шурович и Трошников неуклюже толкались позади. И вдруг снаружи раздался такой дикий вопль, что начкар мигом очутился на улице. Освещенная тусклым фонарем площадка перед караулкой была пуста. Капитан быстро пошел вдоль стены здания. Шурович и Трошников, стиснув автоматы, поплелись следом. Дойдя до угла, начкар заглянул за него. Сычев все так же стоял у окна.
– Сычев! – позвал капитан, осветив фонариком его лицо. – Сергей, что-то случилось?