А время уходит

Кларк Мэри Джейн

– Карл, – ахнула Дилейни, – я так рада! Что еще я могу сказать? – Она помолчала, потом добавила: – Жаль только, что не смогу освещать процесс над Бетси Грант.

– Мы хотим, чтобы ты по-прежнему этим занималась. Будем чередовать ведущих до окончания суда. Ты – отличный репортер, и этот процесс – работа как раз для тебя.

– Лучше и быть не может. Огромное спасибо, Карл.

Тем не менее, кладя трубку, Дилейни неожиданно ощутила беспокойство. Как говорила ее старая няня, Бриджет О’Киф, «когда все слишком хорошо, знай – проблема уже в пути».

Глава 2

– Уилли,

мне действительно нужен новый проект, – сказала Эльвира. Они завтракали в своей новой квартире на Сентрал-Парк-Саут и пили по второй чашке кофе. Именно в это время Эльвира больше всего любила поболтать. И именно к этому времени читавший «Пост» Уилли дошел до спортивного раздела, предвкушая самое вкусное.

Обреченно вздохнув, он отложил газету и посмотрел через стол на любимую жену. Узы брака связывали их сорок три года. Седой гривой волос, резкими, грубоватыми чертами лица и пронзительными голубыми глазами он напоминал старым друзьям Типа О’Нила, легендарного спикера палаты представителей.

– Знаю, милая, ты беспокоишься, – мягко сказал он.

– Беспокоюсь, – согласилась Эльвира, протягивая руку за вторым кусочком кофейного кекса. – Последнее время и дел-то почти не было. Да, конечно, мне очень понравился этот речной круиз по Сене. А кому бы не понравился? Посмотреть, где провел последние годы жизни Ван Гог… Прекрасно. Но сейчас мне и дома хорошо.

Она выглянула в окно, откуда открывался чудесный вид на Центральный парк.

– Разве нам не повезло с этим местом? Подумай, можно ли сравнить его с нашими апартаментами в Астории? Там даже окна в кухне не было.

Уилли помнил. Помнил очень даже хорошо. Шесть лет назад он был водопроводчиком, а Эльвира – уборщицей. Он помнил, как они сидели в своей старой квартире и жена, устав после работы, держала ноги в тазике с теплой водой и английской солью.

А потом по телевизору объявили выигрышный лотерейный билет. Уилли пришлось дважды прочитать номер, прежде чем он поверил, что они выиграли сорок миллионов долларов.

Деньги супруги брали ежегодными платежами и при этом неизменно сберегали половину суммы. Купили квартиру на Сентрал-Парк-Саут, но сохранили и старую в городке Астория – на случай кризиса, если правительство не сможет продолжать выплаты.

Потом редактор «Дейли стандард» взял у Эльвиры интервью. Она рассказала, что всегда хотела посетить «Сайпресс-Пойнт спа» в Калифорнии. Он попросил ее написать о своих впечатлениях и дал булавку в форме солнца со скрытым микрофоном для записи разговоров. Редактор также пообещал помочь написать статью. Случилось, однако, так, что булавка-микрофон помогла обнаружить находившегося в спа убийцу. С тех пор Эльвире удалось с помощью той же булавки раскрыть еще несколько преступлений.

– С нетерпением жду завтрашней встречи с Дилейни. Ей так повезло с освещением процесса над Бетси Грант…

– Не та ли это Грант, которая убила своего мужа? – полюбопытствовал Уилли.

– Нет, дорогой. Это та Грант, которую обвиняют в убийстве мужа, – поправила Эльвира.

– Ну, из того немногого, что мне случилось прочесть,

можно предположить, что дело довольно простое, – заметил Уилли.

– Согласна, – тут же ответила Эльвира, – но, как всегда, я предпочитаю не отвергать и другие варианты.

Уилли улыбнулся.

– В таком случае не отвергай и тот вариант, при котором она может быть виновна.

Глава 3

В четырнадцати милях от Центрального парка, в десятикомнатном особняке в Алпайне, Нью-Джерси, Бетси Грант варила вторую чашку кофе и задумчиво смотрела в окно. Признаки ранней осени уже проступили в золотистых тонах листьев раскидистых вязов, и подсознание незаметно фиксировало их. Двенадцать лет назад, показывая им дом, агент по недвижимости сказал об этом окне, что, «глядя в него, чувствуешь себя наедине с природой».

Минувшая ночь, как и другая, перед ней, была бессонной, но это воспоминание не потускнело, не стерлось. Как не стерся из памяти и теплый взгляд Теда, ожидавшего ее реакции. Она уже знала, что он хочет купить особняк. «А что здесь может не нравиться? – спросила себя Бетси. – Я так любила его, что согласилась бы на все, что бы он ни предложил». Ее возмущало, что предыдущий владелец был готов продать дом по сниженной цене, поскольку ему предстояла процедура банкротства. Не хотелось думать, что они выигрывают от чужого несчастья. Но особняк все равно прекрасен.

С чашкой в руке Бетси поднялась наверх. После смерти Теда она опять стала спать в большой спальне. Бетси прошла через гостеную, в которой они провели столько чудесных, счастливых часов вместе. Осенью и зимой часто включали здесь камин и либо смотрели любимые телепередачи, либо просто читали…

Болезнь Альцгеймера, обрушившаяся на Теда, когда ему был всего лишь пятьдесят один год, стала для них обоих нежданной трагедией. В конце концов пришлось даже перекрыть лестницу, чтобы он не разбился, перевалившись через перила, и переоборудовать библиотеку на первом этаже в спальню.

Все эти воспоминания еще вертелись в голове Бетси, когда она поставила чашку на туалетный столик в ванной и включила душ.

До прихода Роберта Мейнарда, адвоката, оставался еще час. «И зачем ему только приходить? – подумала Бетси. – Что ему нужно? Я и без того прекрасно знаю, что он скажет. Знаю, чего ждать». Снимая халат, она вспомнила тот ужасный момент, когда Мейнард принес весть, что большое жюри предъявило ей обвинение в убийстве. Фотографирование, снятие отпечатков пальцев, внесение залога и прочие формальности – все эти жуткие детали крепко засели в памяти и преследовали ее ежедневно, как ни старалась она гнать их прочь…

Приняв душ, Бетси расчесала и заколола длинные светло-каштановые волосы, слегка коснулась тушью ресниц и освежила помадой губы. Прогноз погоды обещал прохладный, ветреный день. В гардеробной она выбрала темно-зеленую кашемировую рубашку с длинным рукавом и темно-коричневые слаксы. Носить черное Бетси перестала четыре месяца назад, когда один колумнист написал, что обвиняемая в убийстве Эдварда Гранта вдова демонстративно щеголяет в трауре. При этом она нигде, даже дома, не надевала светлое.