А жизнь идет...
Шрифт:
— Извините, — прервал его консул, — но мне кажется, что вы перешли границы дела.
— И кроме того, у вас есть ещё столько всего другого, — продолжал Петерсен. — Я желал бы быть на вашем месте! — Он решительно протянул руку, чтобы взять у аптекаря чек и оплатить его.
Но тут терпение консула лопнуло, его глаза стали острыми, как буравчики, и он сказал:
— Извините, но сначала кончите дело со мной.
— Хорошо, — сказал Петерсен, — хорошо. Но вы могли бы просмотреть книги
— Вы очень любезны. Но мне нужна выписка. Когда я смогу получить её?
— Я потороплю кассира.
— Спасибо. За все годы со смерти моего отца.
— Что?! — вздрогнув, спросил нотариус.
— С того момента, как я принял дело.
— Это же колоссальная работа! Вы не можете этого требовать. Я даже не знаю, обязан ли банковский персонал выполнять такую работу.
— Может быть, вы предпочитаете, чтобы счета были пересмотрены судебным порядком?
— Судебным порядком? — улыбнулся нотариус. — Это сложная история.
— И мне вовсе не весело упоминать об этом.
— Вы же получали ваши конто из года в год. И вдруг они неправильно составлены! Самое лучшее — созвать правление банка.
— Против этого я ничего не имею.
Нотариус опять улыбнулся:
— Даже если б вы были против, господин консул.
— Вот как, вы хотите разговаривать в таком тоне? — спросил Гордон Тидеман.
— Теперь вам тон не нравится! Вы такой важный, вы приходите к старому нотариусу и говорите ему о судебном порядке.
— Извините, если мне ещё раз придётся говорить о том же!
— Говорите, сколько вам угодно! — грубо сказал нотариус. — Вы получали ваши конто каждый год, счета просмотрены; тоже за каждый год.
Консул кивнул головой:
— Да, я знаю, что вы проверяли счета ещё прежде, чем стали директором банка. Был ли у вас знающий помощник за все эти годы?
— Я сам достаточно сведущ.
— Я надеюсь. Но вот вы заявляете вдруг о никогда неслыханном доселе долге моего отца, то есть о чём-то, чего ваша ревизия не обнаруживала до сих пор.
— Да, потому что на этот раз я считал с большей вдумчивостью, в чём не откажет мне никакой суд. А ревизией занимался не я один, и может быть, я несколько слепо доверял своему помощнику.
Гордон Тидеман только плечами пожал.
— И всё-таки вы только что ссылались на ревизию? Вы сами не замечаете, что запутались вконец, господин нотариус.
— Я? Никогда, ничего подобного...
— А я боюсь, что да, — сказал консул.
Непродолжительное молчание. Нотариус думал, моргал под очками глазами и думал. Он здорово присмирел и сказал:
— Разве стоит придавать этому такое значение? Если мы сделали ошибку, то мы, конечно, её исправим.
Консул кратко:
— Да, вы её исправите.
— Он вышел, вот я вижу его прогуливающимся снаружи.
Консул открыл дверь, пригласил аптекаря войти и усиленно перед ним извинился.
Аптекарь: — Ах, дорогой мой, какие пустяки! У меня-то ведь крошечное дело. Речь идёт не о таких суммах, о которых только что разговаривали господа! — И он передал свой чек для оплаты.
— Итак, господин директор банка, вы поторопитесь передать мне мой контокоррент? — спросил консул и собрался уйти.
— Поторопитесь, говорите вы? Но если созывать правление, то на это уйдёт время. Зато годовой контокоррент вы можете получить хоть завтра.
— Моё конто записано в немногих отделах на каждый год, поэтому выписать его недолго. Я должен видеть, с какого года вы начали присчитывать эту фиктивную сумму в шестьдесят тысяч.
— Это я могу сказать вам и сейчас, — отвечал директор банка. — Эти шестьдесят тысяч внесены в счёт с этого года, — конечно, с процентами за все прошлые годы.
— Благодарю вас. В таком случае пока мне нужен только годовой контокоррент. И я буду иметь его завтра?
— Да.
Консул Гордон Тидеман поклонился обоим господам и вышел.
Нотариус Петерсен слишком поздно сообразил, что аптекаря позвали, пожалуй, в качестве свидетеля.
— Да, теперь вам плохо придётся! — сказал Хольм.
— Нет, это ему плохо придётся, — отвечал нотариус.
— Я всегда слыхал про этого человека, что если он силён в чем-нибудь, то это в счёте.
— Считать-то я тоже умею.
— Вам придётся напрячь все свои силы, — сказал Хольм. Он подошёл к кассе и получил деньги. — Да, кстати, вы ведь председатель киноправления? Не одолжите ли вы нам как-нибудь на вечер ваше здание?
— Выбирайте любой вечер, кроме субботы.
— Отлично. Это будет небольшой концерт в пользу бедного семейства.
— Тридцать крон, — сказал нотариус. — Какой же вечер вы хотите? — спросил он и схватился за календарь.
Xольм: — Вы меня не так поняли. Это делается с благотворительной целью, и мы не можем платить.
— С благотворительной или нет, это безразлично. У нас только что были крупные расходы по починке пола в зале, нам надо спасать, что ещё можно спасти. Тридцать крон — это очень дёшево. Какой же вечер?
— Воскресенье, — ответил Хольм. С бледным лицом он заплатил тридцать крон и. попросил дать ему квитанцию.
— Квитанцию? Я никогда не давал квитанций на такие вещи прежде.
— Это на тот случай, если вас застрелят в течение недели, и с меня потребуют уплаты опять.
Хольм получил квитанцию и ушёл.