«А» – значит алиби
Шрифт:
– Насколько мне известно, нет. Хотя он всегда предпочитал заниматься крупными делами.
– Ладно, для начала попробую переговорить с Чарли Скорсони и узнаю, что он думает обо всем этом. А дальше будет видно.
Я оставила деньги за обед на столике рядом со счетом, и мы вместе выкатились из ресторана. Автомобиль Никки – темно-зеленый десятилетний "олдсмобил" – был припаркован неподалеку от входа. Подождав, пока она выедет со стоянки, я прошла полквартала пешком, направляясь к своему уютному гнездышку.
Добравшись домой, я плеснула в стакан немного вина и уселась, чтобы спокойно обдумать и привести в порядок сведения, которые уже удалось узнать. Всю информацию я обычно заношу в специальные карточки размером три на пять дюймов. Большая часть сведений касается свидетелей: кто они такие, какое отношение имеют к расследуемому делу, даты бесед и выясненные
По делу Никки Файф карточек было совсем немного, и пока я даже не пыталась обобщить полученные сведения. Мне не хотелось строить преждевременную версию из опасения, что это может сразу направить расследование по ложному руслу. Было очевидно: в этом убийстве понятие "алиби" практически не играет сколь-нибудь заметной роли. Ведь если вы решили заменить содержимое капсул чьих-то антигистаминных пилюль ядом, то вам остается только сидеть и спокойно ждать результата. При этом, если вы не желаете рисковать жизнью других домочадцев, надо быть полностью вверенным, что данное лекарство употребит именно намеченная жертва. Существует множество медикаментов, удовлетворяющих такому требованию: препараты для регулирования кровяного давления, антибиотики, то же снотворное. Не играет роли, когда именно вы получили доступ к аптечке. Потому что рано или поздно – через пару дней или пару недель – ваша жертва примет то, что для нее предназначено, а вы вполне успеете направить приличествующее случаю соболезнование с выражением горечи и сочувствия по поводу безвременной утраты. Преимущество этого плана состоит еще и в том, что вам нет никакой необходимости бить вашу жертву по голове, равно как стрелять, резать или душить. Даже если причина для убийства более чем весома, все-таки, следует согласиться, мало удовольствия наблюдать выпученные в агонии глаза и слышать прерывистые вопли умирающего (или умирающей). Не говоря уже о том, что личное участие в таком деле чревато самыми непредвиденными обстоятельствами, не исключая ситуацию, когда нападавший сам может очутиться в морге.
Так вот, если придерживаться этой схемы, олеандр вполне годился в дело. Его всыпанные белыми и розовыми цветами, с изящными узкими листьями кусты встречаются в Санта-Терезе на каждом шагу и достигают десяти футов высоты. И совсем нет необходимости заниматься таким идиотским делом, как покупка крысиного яда в городке, где о крысах никто не слышал, или наклеивать фальшивые усы и интересоваться в местной хозяйственной лавке садовым пестицидом "без этого неприятного горького вкуса". Короче, способ, которым прикончили Лоренса Файфа, а, вероятно, также и Либби Гласс, весьма недорогой, доступный и легко осуществимый. Перед тем как выключить свет, я сформулировала несколько возникших у меня вопросов и сделала кое-какие пометки.
Когда я заснула, было уже далеко за полночь.
Глава 4
Я пришла в свою контору пораньше, чтобы напечатать первые материалы по делу Никки Файф, вкратце указав там, зачем именно меня наняли, и отметив тот факт, что мне уже вручили чек на пять тысяч долларов. После этого я позвонила в офис Чарли Скорсони, и его секретарша ответила, что у него есть немного свободного времени после обеда. Тогда я договорилась встретиться с ним в 15.15, а остаток утра потратила на сбор нужной для встречи информации. Когда беседуешь с кем-нибудь впервые, никогда не мешает заранее вооружиться кое-какими сведениями. Посещение окружной канцелярии, регистрационного бюро и газетного архива позволило раздобыть достаточно сведений, чтобы составить представление о бывшем партнере покойного Лоренса Файфа по адвокатскому бизнесу. Судя по тому, что я узнала, Чарли Скорсони был одинок, жил в собственном доме, аккуратно платил по счетам, изредка, в особо важных случаях, выступал на процессах, никогда не бывал под арестом или в заключении – короче, типичный мужчина средних лет, с консервативными взглядами, который не увлекается азартными играми, не спекулирует на бирже и вообще не занимается
Его теперешний офис располагался всего в нескольких минутах ходьбы от моего.
Само здание напоминало скорее родовой замок, а не адвокатскую контору: двухэтажное строение из белого необожженного кирпича с глубокими двухфутовыми оконными проемами, обитыми полосками из кованого железа, и с угловой башней, в которой, вероятно, были устроены туалет и кладовка. Собственно офис адвокатской компании "Скорсони и Пауерс" располагался на втором этаже.
Толкнув массивную резную дверь из дуба, я очутилась в небольшой приемной, на полу которой покоился пышный палас, мягкостью и цветом напоминавший лесной мох. Белые стены были увешаны акварелями пастельных тонов, выполненными в абстрактной манере. Повсюду красовались комнатные растения, а у стены с узкими окнами, сдвинутые под прямым углом, стояли два пухлых диванчика, обитых темно-зеленым вельветом в широкую полоску.
Секретарша выглядела лет на семьдесят, и вначале я даже подумала, что ее прислало какое-нибудь агентство по трудоустройству долгожителей. Это была худая и весьма шустрая дама с завитыми по моде двадцатых годов волосиками и в стильных очках с игривой бабочкой, выложенной фальшивыми бриллиантами в нижнем уголке одной из линз. На ней была шерстяная юбка и бледно-лиловый свитер, который она, похоже, сама и связала, судя по невероятному разнообразию использованных приемов – всевозможных "колосков", букле, витых рубчиков и даже аппликаций. Мы с ней мгновенно подружились, как только она поняла, что я разбираюсь в вязании и по достоинству оценила ее творение, – всему этому я когда-то нахваталась у вырастившей меня тети, и вскоре мы уже перешли на ты. Ее звали Руфь – поистине библейский персонаж.
Она была не прочь немного поболтать и своими бойкими манерами живо напомнила мне старину Генри Питца. Раз уж Чарли Скорсони заставлял себя ждать, то я имела полное право отомстить ему и решила выудить побольше информации из его секретарши, стараясь быть при этом предельно обходительной. Руфь поведала, что служит у Скорсони и Пауерса уже семь лет, с момента основания фирмы. Бывший муж покинул ее, найдя себе более юную подругу (пятидесяти пяти лет), и Руфь, впервые за долгие годы оказавшись в одиночестве, совсем отчаялась в поисках хоть какой-нибудь работы, ведь ей было уже шестьдесят два, однако, по ее словам, она обладала "железным здоровьем". Хотя она была энергична и предприимчива, но, как водится, на каждом очередном повороте ее опережали юные соперницы, которые по возрасту годились ей во внучки и брали скорее не деловыми качествами, а привлекательной внешностью.
– И как только я нашла эту вакантную норку, то сразу в ней поселилась, – шутливо заметила Руфь, тихо рассмеявшись. Про себя я высоко оценила восприимчивость ее хозяев, Скорсони и Пауерса, к лести. Ведь в нашем разговоре она непрерывно восхваляла и превозносила их обоих. Эти хвалебные оды мало помогли подготовиться к встрече с человеком, который протянул мне руку через стол, когда я была наконец допущена в его кабинет спустя добрых сорок пять минут.
Передо мной сидел Чарли Скорсони – весьма крупный мужчина, судя по всему, успешно избавившийся от своего избыточного веса. У него были густые песочно-желтого цвета волосы, уже тронутые сединой на висках, мощная нижняя челюсть и раздвоенный подбородок. Увеличенные сильными линзами очков без оправы, на меня смотрели не правдоподобно крупные голубые глаза. Воротник его рубахи был расстегнут, галстук сбился набок, а рукава поддернуты настолько, насколько позволяли мускулистые предплечья. Он сидел, откинувшись на спинку вращающегося кресла и закинув обе ноги на край письменного стола; в слабой улыбке чувствовался плохо скрытый сексуальный интерес. При этом вид у Скорсони был настороженный и несколько озабоченный. Он внимательно и с любопытством посмотрел на меня. Затем, сцепив ладони на затылке, произнес:
– Руфь сказала, у вас есть ко мне вопросы по поводу Лоренса Файфа. Что именно вас интересует?
– Пока трудно сказать определенно. Сейчас я занимаюсь обстоятельствами его смерти, и, по-видимому, лучше начать именно с этого. Не возражаете, если я присяду?
Он с почти безразличным видом сделал приглашающий жест рукой, но кое-что в его поведении все-таки изменилось. Я села, а Скорсони выпрямился в своем кресле.
– Я слышал, Никки уже на свободе, – начал он. – Если она заявляет, что не убивала его, то было глупо с ее стороны ждать так долго.