А. Азимов, Г. Уэллс
Шрифт:
– Я занимался изучением Первобытной истории, сэр.
– Первобытной истории? В школе?
– Нет, не в школе. Скорее по собственному почину. Первобытная история – это, так сказать, мое хобби. Глядишь на нее, и кажется, что она застыла неподвижно, не то что Столетия Вечности, которые непрерывно меняются. – Заговорив о любимом предмете, Харлан немного оживился. – Все равно как если бы взять фильмокнигу и детально рассматривать кадр за кадром. Мы увидим массу подробностей, которых некогда бы и не заметили, если бы лента двигалась с нормальной скоростью. Я думаю, что мое увлечение здорово помогает мне в работе.
Финжи
Впоследствии он не раз заводил разговор о Первобытной истории и молча выслушивал сдержанные комментарии Харлана; при этом его пухлое личико оставалось совершенно бесстрастным.
Харлан не знал, сожалеть ли ему об этом разговоре или же рассматривать его как удачный шаг на пути к повышению.
Он стал склоняться к первому мнению после того, как, столкнувшись с ним в коридоре N1, Финжи спросил вдруг так, чтобы слышали окружающие:
– Скажите, Харлан, почему у вас всегда такая постная физиономия? Вам хоть раз в жизни случалось улыбаться?
Харлан с горечью подумал, что Финжи его ненавидит. Сам же он после этого эпизода стал испытывать к главе Сектора что-то вроде брезгливого отвращения.
Потратив три месяца на изучение порученного ему вопроса, Харлан обсосал его до косточек. Поэтому его нисколько не удивило неожиданное распоряжение срочно явиться в кабинет Финжи.
Он давно уже ожидал нового назначения. Заключительный доклад был готов уже неделю назад. В 482-м существовало сильное стремление увеличить экспорт тканей из целлюлозы в Столетия, лишенные лесов, вроде 1174-го, однако встречное предложение о поставках копченой лососины вызывало серьезные возражения. У Харлана накопился длинный список подобных вопросов, и все они были тщательно проанализированы.
Захватив проект заключения, он направился к Финжи. Однако речь пошла совсем не о 482-м. Вместо этого Финжи представил Харлана маленькому сморщенному человечку с редкими седыми волосами и улыбающимся личиком гнома. Улыбка карлика, то озабоченная, то добродушная, ни на секунду не исчезала с его лица. В желтых от табака пальцах была зажата горящая сигарета.
Не будь эта сигарета первой, увиденной Харланом за всю его жизнь, он, пожалуй, уделил бы больше внимания человечку, чем дымящемуся цилиндрику, и слова Финжи не явились бы для него такой неожиданностью.
– Старший Вычислитель Твиссел, перед вами Наблюдатель Эндрю Харлан, – сухо произнес Финжи.
Взгляд Харлана испуганно метнулся с сигареты на лицо карлика.
– Здравствуйте, – сказал Твиссел писклявым голосом, – значит, вы и есть тот молодой человек, который пишет такие великолепные донесения?
Харлан лишился дара речи. Лабан Твиссел был мифом, живой легендой. Таких людей, как он, полагалось узнавать с первого взгляда. Твиссел был самым выдающимся Вычислителем в Вечности, другими словами, он был самым знаменитым из всех ныне живущих Вечных. Он был председателем Совета Времен. Он рассчитал больше Изменений Реальности, чем любой другой Вычислитель за всю историю Вечности. Он был… Он сделал…
Харлан окончательно растерялся. С глуповатой улыбкой он кивал головой, не в силах произнести ни слова.
Твиссел поднес сигарету к губам и несколько раз торопливо затянулся.
– Оставьте нас, Финжи, – сказал он, – мне надо
Финжи пробормотал что-то невнятное, встал и вышел.
– Не волнуйся, паренек, – проговорил Твиссел, – тебе нечего бояться.
Но встреча с Твисселом оказалась для Харлана настоящим потрясением. Считать человека гигантом и вдруг обнаружить, что в нем нет и пяти с половиной футов росту, – тут было от чего прийти в замешательство. Неужели за этим покатым лысеющим лобиком скрывается мозг гения? Что светится в этих прищуренных глазках, окруженных паутинкой морщинок, – острый ум или же просто благодушное настроение?
Совершенно сбитый с толку, он глядел на сигарету, не в силах собраться с мыслями. Поперхнувшись дымом, он вздрогнул и отодвинулся назад.
Твиссел сощурил глазки, словно пытаясь проникнуть взором за дымовую завесу, и заговорил с ужасным акцентом на языке десятого тысячелетия:
– Может пыть, малшик, мне лучше твой язык говорить?
Харлан с трудом подавил истеричное желание рассмеяться.
– Я неплохо владею Единым межвременным языком, сэр, – осторожно произнес он.
Межвременным языком пользовались все Вечные в разговорах друг с другом. Харлан выучился ему в первые же месяцы своего пребывания в Вечности.
– Чушь, – высокомерно ответил Твиссел. – К чему нам Межвременный, когда я совершенно безукоризненно говорю на языках всех Времен.
Харлан догадался, что прошло по крайней мере лет сорок с тех пор, как Твиссел пользовался его родным диалектом.
Однако, удовлетворив свое тщеславие, Твиссел продолжал на Межвременном:
– Я предложил бы тебе сигарету, не будь я совершенно уверен, что ты не куришь. На курение смотрят косо почти во всех Временах. Но если ты все-таки сделаешься курильщиком, мой тебе совет: хорошие сигареты умеют делать только в 72-м. Мне их специально доставляют оттуда. А вообще с этим курением одни неприятности. На прошлой неделе я застрял на пару деньков в 123-м. Курение запрещено. Закури я там сигарету, им бы показалось, что на них небо обрушилось. Порой у меня появляется сильное желание рассчитать такое Изменение Реальности, чтобы одним махом уничтожить запреты на курение во всех Столетиях. Жаль только, что подобное Изменение вызовет войны в 58-м и рабовладельческое общество в 1000-м. Всегда что-нибудь да не так.
Смущение Харлана перешло в беспокойство. Что кроется за всей этой болтовней?
– Могу я спросить, почему вы захотели повидаться со мной, сэр? – с трудом выговорил он.
– Мне нравятся твои отчеты, мой мальчик.
В глазах Харлана на мгновенье мелькнул радостный огонек, но он даже не улыбнулся.
– Благодарю вас, сэр.
– В них чувствуется рука мастера. У тебя неплохое чутье. Мне кажется, я понял твое истинное призвание; я нашел твое место в Вечности и хочу тебе его предложить.
«Чудеса, да и только!» – подумал Харлан. Он постарался скрыть свой восторг.
– Вы оказываете мне великую честь, сэр.
Тем временем Старший Вычислитель Твиссел докурил свою сигарету, с ловкостью фокусника извлек неведомо откуда новую и прикурил ее от окурка.
– Послушай-ка, юноша, заклинаю тебя Временем – брось ты эти заученные фразы, – проговорил он между затяжками, – «великую честь». Пуф. Пуф. Говори человеческим языком. Пуф. Ты рад?
– Да, сэр, – осторожно произнес Харлан.