Аальхарнская трилогия. Трилогия
Шрифт:
— Вот видите, насколько интересно все получается, Андрей Петрович. Вы — бунтарь. Враг государства. Но ситуация складывается так, что бомбу вы подложили не под Гармонию, нет, — он встал и, приблизившись к Андрею, нагнулся и прошептал. — Под тех, кто когда-нибудь еще решит поднять голову и увидеть небо не в луже. Гармония умеет использовать себе во благо даже своих недругов. Даже таких жалких, как вы.
Пустота, что охватила Андрея, была настолько глухой и тяжелой, что он подумал, что не сможет ее выдержать — что сердце просто остановится, и этот бездарный фарс наконец прекратится. Однако этого не случилось — ничего не случилось: пустота не исчезла, а сердце принялось стучать дальше — Андрей, усталый и раздавленный, поднял голову и взглянул особисту в глаза.
— И все-таки… — произнес он. — С чего такая щедрость?
Губы особиста дрогнули в улыбке. Неуловимо легким жестом он вытянул из кармана пиджака тонкую пластину и
— Ретранслятор, — сказал Андрей. — Последняя модель, работает даже при абсолютном нуле. Зачем?
Особист вздохнул.
— Когда вы попадете на Дею, — начал он, — то можете встретить одного человека… Я не даю вам какого-то особенного задания, Андрей Петрович, однако… когда вы его встретите, то дайте мне об этом знать.
Андрей ухмыльнулся, попытавшись вложить в ухмылку весь ему доступный цинизм.
— Неужели вы надеетесь, что я…, - начал было он, однако особист его перебил:
— Разумеется, нет, Андрей Петрович. Для начала попробуйте хотя бы выжить.
На этом их встреча закончилась: особист коротко кивнул на прощание и вышел, оставив Андрея наедине с собой в маленькой камере, где была только койка, затянутая в пластик зеленого цвета (чтобы успокаивать нервы, автоматически отметил он), стол, табурет и оценивающий взгляд камеры Ока Гармонии. Окна не было, но небольшой участок стены был сделан зеркальным — чтобы обитатель камеры мог посмотреть на себя со стороны, оценить сполна, во что вляпался и сделать соответствующие выводы о том, где его развитие пошло не так.
Спать почему-то не хотелось, хотя Андрей понимал, что это его последние часы на Земле в целом и в относительном комфорте в частности. Он подошел к зеркалу — вопреки его ожиданиям, на него смотрел не матерый уголовник с тяжелым взглядом и мощной нижней челюстью, а высокий худой мужчина очень интеллигентного вида, крепкий, не начавший седеть, но осунувшийся и довольно замученный. Серые глаза безучастно смотрели из зеркала, как будто не желая признавать свою связь с этим человеком, государственным преступником и наркоманом.
Зрелище это не радовало, и Андрей все-таки лег на койку, закрыл глаза. Блокада по-прежнему действовала, и ломки не чувствовалось. А ведь и правда, чуть лениво подумал он, как я, врач, образованный человек, полноценный член общества, превратился в наркомана, преступника, — с точки зрения Гармонии, практически законченного негодяя? Он задумался. Чуть слышно шумела вентиляция в коридоре, и иногда нежно попискивал механизм фокусировки камеры, как бы напоминая, что за ним внимательно смотрят. Что ж, по счастью мысли в совершенном обществе читать еще не научились, можно и поразмышлять спокойно, не опасаясь, что все пойдет в запись.
Обычно в таких тяжелых случаях говорят, что корни проблемы лежат в детстве. Но не в случае Андрея, даже далеко нет. Он рос как раз в той семье, которую в пропагандистских блоках восторженно именовали «идеальной ячейкой общества». Мать была театральным режиссером, хорошим режиссером… Говорят, сам Президент ходил на ее спектакли. Его, конечно, никто не видел в зрительном зале, но он нередко появлялся на публике инкогнито. Но матери прощали все — вольнодумство из уст актеров, неоднозначные постановки: значит, она нравилась, значит, имела высоких покровителей, допускавших ее работу как пряную интересную игру с обществом и собой. А потом, когда Андрей поступил в Бостонский Университет, один из лучших во всей Гармонии (ну разве что в Китайско-Манчьжурской федеральной земле было что-то сравнимое) она ушла в монастырь, никого не предупредив и ни с кем не попрощавшись. Он с отцом пытался увидеть ее, поговорить, пробовала даже Инга, но все бесполезно. Интересно, она еще жива? Наверняка, хотя условия жизни в монастырях ничем не отличаются от тех, что были в каком-нибудь дремучем двадцатом веке. Что ж, если Бог есть, то он действительно с ней….
Отец носил чин Капитана Экспедиционного Корпуса Гармонии. Звучит гордо, много шума, пафоса и ярлычков на белой парадной форме, что надевается только в День восстановления Гармонии и Дату рождения Президента, много, а по сути — просто чистильщики… Отец аннигилировал инопланетную нечисть перед высадкой колонистов, чтобы сделать их пребывание максимально приближенным к условиям родного мира. Как правило, планету обрабатывали из космоса резонаторами, настроенными на живую материю, потом высаживались и смотрели на дело рук своих, дочищая неизбежный мусор. Но после одного из рейсов отца списали. Он очень сильно изменился, приобретя вид человека, который что-то усиленно обдумывает, отвечает на вопросы невпопад и в основном все время молчит. Андрею потом рассказал его бывший одноклассник, который работал в Штабе Экспедиционного Корпуса, что, когда корабль Петра Кольцова совершил посадку на обработанной планете, первое, на что отец Андрея наступил, сойдя с трапа, была рука, подозрительно похожая на человеческую. Когда оторопевшие
Да уж, думал Андрей, врагу не пожелаешь… А ведь он всегда хотел быть похожим на отца — ходил в кружок Юных Пилотов, читал литературу, сутками не вылезая из Сети, мастерил линкоры из пластиковых упаковок. На восемнадцать лет мама подарила ему самый лучший подарок, который он мог пожелать — бумажную (!) энциклопедию об освоении космоса, раритет, одно из последних бумажных изданий Земли. Там он в первый раз прочитал про наркотики. В разделе о подготовке космонавтов Андрей увидел статью о растительных стимуляторах обмена веществ, один из них носил странное название…Как его там…Да, точно, кока! Писали, что он тонизирует нервную систему, но в больших количествах может стать наркотиком. Увидев незнакомое слово, Андрей сразу уточнил его в справочной, и был изрядно удивлен, когда узнал, что люди прибегали к таким сильным веществам, не получая от них никакой пользы, кроме видений и удовольствия. Наверное, я чего-то не понимаю, — подумал он тогда, и отправился на следующий день в информаторий архивного фонда. Его поиски были долгими, информации мало, наркотиков не существовало уже очень давно, и у него ушло почти пятнадцать лет, чтобы собрать более-менее полную картину. Он узнал, что наркотические растения вымерли давным-давно, а рецепт синтетических наркотиков был забыт после того, как благодетели человечества подарили ему нейроблокаду.
Андреем овладел азарт ученого, — тот самый сладкий трепет, который бросает охваченных им на поиски неведомой еще истины — и он принялся искать вещества, основываясь на их эффекте и компьютерном моделировании. Через месяц результаты программы стали укладываться в допустимую погрешность, и Андрей рискнул — эффект превзошел все ожидания. Это было намного лучше, чем он предполагал, а о зависимости молодой энергичный врач тогда не думал — мало ли чего там напишут древние люди в глупых бумажках. Тем более что MDA давал ощущение свободы — не Гармонии, нет, а именно свободы, которая намного больше, чем все Гармонии, вместе взятые. Очень скоро он понял, что у него зависимость — и ему это понравилось еще больше. Это делало Андрея не таким, как все, не таким…стерильным, что ли… Так прошло три года, отчасти зависимость снимала нейроблокада, кроме того, он был достаточно хитер, чтобы не попасться камере Ока Гармонии. Но настал день, когда Андрей забыл об осторожности, за что и поплатился, очень быстро…
Теперь его ждал Туннель. Андрей не хотел о нем думать, тем более, что до отправки было еще девять часов плюс-минус два, но мысли упорно возвращались к этому удивительному природному феномену, ставшему самым страшным карательным орудием Гармонии. Туннели обнаружили, как это часто и случается, совершенно случайно, в процессе изучения механизмов распада инопланетных минералов. Один из них, карий с далекой-далекой планеты, не имевшей пока даже земного имени, в процессе распада выдавал мощные всплески энергии неизвестного происхождения, которая позволяла переправлять любые объекты на любые расстояния. Первые опыты были неутешительными и немало ученых были отправлены неизвестно куда, однако, по мере совершенствования техники, люди научились подчинять себе этот загадочный минерал. Позднее была создана первая сеть телепортов, которая уничтожила расстояния между колонизированными планетами и объединила обитаемый космос. Для людей телепорт проводился исключительно в защитных костюмах (техника безопасности) — а осужденным их никто и не собирался выдавать, но даже если выбрасываемым из мира на задворки Вселенной везло, и они не умирали во время процедуры — чего, впрочем, никто не мог ни подтвердить, ни опровергнуть — то вернуться домой они не могли: ни одна из планет, определенных под выброс, не имела возвратных пунктов. Вот и все.