Аберацио Иктус
Шрифт:
— Под каждой строчкой ли я должен расписываться?
— Под каждой ложью. Так что я прошу вас расписаться…
— Отказываюсь расписываться!
— Почему, так сразу? Впрочем, и от этого есть лекарство, и притом очень эффективное. Запишем: «Свидетель отказался расписаться».
— Разве я свидетель?
— А в какой роли вы себя видите? Если вы будете продолжать нам лгать, то действительно превратитесь в обвиняемого. Вас с самого начала предупредили об ответственности за дачу ложных показаний. Или вы полагали, что это пустая формальность, не заслуживающая внимания?
Сивков расписался в протоколе.
— Дайте мне ваш паспорт, Сивков,
Сивков нехотя подчинился и вытащил из внутреннего кармана толстый кожаный бумажник, извлек желтоватый служебный паспорт. Антонов взял его, нашел нужную страницу.
— Так, так. Что здесь написано? Оказывается, двадцать второго. А сейчас потрудитесь мне объяснить, почему вы нас обманули. Вы же вылетели в Берлин во вторник, двадцать второго, утром, с болгарским самолетом и отмечены в списке пассажиров, как об этом свидетельствует копия вашего билета.
Сивков опустил голову.
— Почему вы не отвечаете? Разве вы до сих пор не придумали ответа?
— Дело очень простое… Я пропустил свой рейс, и мне пришлось переоформлять билет…
— Дайте-ка этот билет!
Сивков покорно вытащил из кармана пиджака синий авиабилет. Антонов раскрыл его и предложил Сивкову:
— Посмотрите здесь. Он не перерегистрирован, а отмечен за двадцать второе, сразу же…
— Да, верно, это так. Но… видите ли… за этот вечер…
— Минуточку, мы не записали ваши показания.
— Но я от них отказываюсь.
— И все же мы должны их записать, как и то, что вы от них отказались. Таков у нас порядок. Вот здесь, распишитесь…
Сивков отчаянно махнул рукой — а, была не была! — и заново расписался.
— А сейчас продолжайте. Но теперь думайте, что вы будете говорить и за что расписываться.
— Вот, — сказал Сивков после краткого колебания, — в этот вечер я условился с друзьями встретиться на нашем мальчишнике. Но моя жена ужасно ревнива. Поэтому я воспользовался случаем, как уже делал это не раз… Я ей сказал, что уезжаю в понедельник, чтобы освободить себе вечер, а вылетел во вторник…
— А эти, ваши приятели, вы их предупредили?
— О чем?
— Как о чем? Что вы все вместе были в понедельник вечером.
Сивков замолчал, не зная, что ответить.
— Эх, Сивков, Сивков… Вы должны нам назвать имена этих ваших «друзей». Мы спросим их сейчас же по телефону, пока вы не успели их предупредить, и тем самым сэкономим время на проверке вашего очередного лжесвидетельства.
— Готово, можно расписываться, — сказал Консулов, ведший протокол допроса.
Но Сивков не пошевелился, будто ничего не слышал. Затем он как-то сразу, в состоянии транса, механически начал расписываться в протоколе.
— Перестаньте расписываться под каждой строчкой. Сивков, что вы делаете, опомнитесь, возьмите себя в руки!
— Я знал, что наш Внешторг не укомплектован одними только гениями, — не удержался Консулов, — но настолько… элементарные интеллекты я не ожидал там встретить. Вы… дурак или нас считаете дураками?
— Хорошо, — тяжело вздохнул Сивков. — Я вам расскажу правду. — Он помолчал еще немного, как бы собираясь с силами. — Я был, ну… у одной женщины, хорошей моей знакомой. Не хотел вам об этом говорить. Поверьте, только из чувства мужского достоинства я обманул вас… В общем, мы уговорились встретиться в понедельник вечером у нее. Она была одна.
— Когда вы с ней условились об этом?
— Когда узнал о командировке. Так мы делали много раз.
— Когда же вы сообщили ей об этом?
— Еще в
— Имя этой женщины?
— Нельзя ли без имени?
— Нельзя, Сивков, нельзя!
— Пенка Бедросян, но все ее зовут Пепи… Я с ней познакомился несколько месяцев тому назад. В парикмахерской, что на бульваре Витоша. Я туда хожу подстригаться и бриться. Это мне по пути на работу. Однажды перед очередным отъездом за рубеж я решил сделать себе маникюр. Оказался у нее. Так мы и познакомились. Начали встречаться… Жене и коллегам говорил, что отбываю после обеда. Потом выходил из дома с чемоданом и шел к ней… Ну а в случае, если бы жена позвонила в министерство, там никто ничего не знал…
— Жена настолько ревнива?
— А что здесь особенного, как и всякая женщина, понимаете. Вы ведь и сами…
— И мы, и мы сами… умеем хранить тайны.
— Благодарю вас.
— Не за что. Продолжайте.
— На этот раз мы условились о семи часах вечера… Я вышел из министерства в два часа дня. Нужно было целых пять часов бродить по городу. Я зашел на вокзал и сдал чемодан в камеру хранения, чтобы не нести его с собой… С четырех пошел в кино. Смотрел «Американскую ночь». После этого заново отправился на вокзал, взял чемодан и на тринадцатом автобусе отправился в жилой район «Молодость». Она там живет. Пришел несколько ранее, чем условились. Она что-то готовила на кухне. Так мы договорились — будем ужинать вместе и… я останусь у нее до утра. Я тоже кое-что принес с собой в портфеле — бутылку виски «Тичэр» и большую коробку конфет. Ужинали вместе. После этого она включила магнитофон, чтобы потанцевать. Мы слегка выпили, были навеселе, в хорошем настроении. И тогда…
Сивков замолк, задумался, будто вспомнил нечто неприятное. После этого продолжал глухим голосом:
— Сразу кто-то позвонил. Раз, второй, третий. Продолжительно и настойчиво. Пепи испуганно замолкла. Выключила магнитофон. После этого погасила свет. Так в темноте мы сидели молчали минут пять. Это было где-то в половине девятого. Ужасно перепуганная, она шепнула мне, что, наверное, внезапно вернулся ее муж…
— Она разве замужем?
— Разведена, но фиктивно.
— Как это так, фиктивно?
— Ну… развод, так сказать, по закону о гражданской собственности, чтобы сохранить квартиру. Ее муж заезжал к ней, но у него не было ключа. Она очень испугалась — он был ужасный ревнивец, готовый не только к шумному скандалу, но и к вульгарной драке… Я совсем не хотел скандала, в моем-то положении… Поэтому решили, что я уйду… Мне хотелось остаться у нее — в надежде, что он больше не вернется. Но она настояла. «С тех пор, как мы развелись, — сказала она, — он стал еще ревнивей. Он может меня убить. А так он подумает, что я опоздала или где-то задержалась. Но он непременно вернется снова — проверить, а уж если я тогда ему не открою, поднимет на ноги весь этаж, соседей…» Перед уходом она положила мне в сумку и бутылку виски и конфеты, чтобы не осталось следов моего пребывания. Выходил я с большим страхом — опасался встречи с мужем где-нибудь на лестнице или в подъезде. Но никого не встретил. Благополучно сел в автобус и… что делать? Вернуться домой было нельзя, а договориться с каким-нибудь приятелем я не догадался. Ночь провел на вокзале — пока не наступило время моего рейса. Так и улетел… Это все, товарищи, стыдно или не стыдно мне признаваться. Вы не сердитесь на меня за обман в начале нашего разговора. Сейчас мне стало легко.