Абхазские рассказы
Шрифт:
— Ты?
— Да, я... твой брат... — робко проговорил Керим.
— Нет у меня брата! — резко ответил Дахар.
— Я прошу тебя... выслушай...
— И слушать тебя не хочу! Прочь! Я спущу на тебя своих псов! Сокул! Ламура! — зычно крикнул Дахар, и два огромных пса выскочили из хлева. — Прочь, негодный, не то псы растерзают тебя, как растерзали зимой проклятого конокрада Хиба Таташа!
— У меня беда, Дахар! — воскликнул Керим и добавил со стоном: — Я убил человека...
Злорадный смешок вырвался из груди Дахара.
—
— Я пришел к тебе просить о помощи... Спаси меня! — простонал Керим и рассказал Дахару то, что рассказывал в эту ночь уже столько раз. — Скорей же, Дахар, торопись! — молил он. — Я погибну, если ты не поможешь мне... Еще темно, мы успеем.
— Хорошо, что уже нет в живых нашего отца! — понизил голос Дахар. — Убийца! Ты и его убил бы своим позором. А где... убитый?
— В лесу. У подъема Чахумарра.
— Негодяй! — в сердцах крикнул Дахар, круто повернулся и вошел в пацху, но тут же показался снова; на плечи его был накинут башлык, в руке он держал остроконечную палку. — Пойдем лесом — через Шоукыта. Там ближе. Нам надо успеть.
Захватив две железные лопаты, они быстрым шагом двинулись в путь.
Светало, когда братья подошли к яме, где была спрятана убитая лань. Керим разбросал листья и ветки и указал Дахару на тушу.
— Вот, ее я убил, Дахар! — сказал он в ответ на недоуменный взгляд брата. — Не убивал я человека. Я только хотел узнать, кто мой истинный друг!
И Керим рассказал брату, что пережил в эту долгую и тяжелую ночь.
— Теперь я знаю, кто мой истинный друг. Ты, Дахар!
— Прощай! — ответил Дахар. — Ты считаешь, что нашел друга. Но знай: брата ты себе не вернул!
ГОСТЬ
Старый Ханашв Цугба сидел под чинарой во дворе своей пацхи и шил из сыромятной кожи чувяки своему единственному сыну — юноше Темыру.
Залаяла собака. Старик поднял голову и увидел молодого незнакомого ему человека; тот, не добежав до калитки, перескочил через забор: видно, очень спешил. Увидев старика, он бросился к нему и, на ломаном абхазском языке стал умолять спрятать его. Произношение выдавало в нем черкеса.
— Погоня, — волнуясь сказал он. — Спаси меня, укрой! Если нагонят, меня убьют.
— Заходи в дом! — быстро ответил Ханашв и ввел гостя в пацху. Приставив к стене лесенку, он указал на чердак.
— Полезай, дад! * Устройся в углу на куче шерсти. Будь спокоен: у меня ты в безопасности.
— Да будет безмятежна твоя старость! — благодарно пробормотал гость и поспешно влез на чердак.
Старик вышел во двор и, убедившись, что там никого нет, вернулся в пацху. Стоя внизу, он сказал:
— Ты не бойся, дад! Никого не видно. Наверное, никто не заметил, как ты ко мне
— Я убил человека. Его друзья погнались за мной, чтобы отомстить за него.
— За что же ты убил?
— Он оскорбил меня: он хлестнул нагайкой моего коня на джигитовке!
— Кого же ты убил? Как его имя?
— Не знаю. Я ведь впервые в вашем селении...
В этот миг опять неистово залаяла собака, и оба они застыли в испуге.
— Тише! Я пойду посмотрю, — негромко предупредил старик и вышел во двор.
Вдалеке из-за бугра показалось несколько человек, вслед за ними двигалась толпа. Старик заслонил ладонью глаза от солнца и начал всматриваться. Теперь уже была ясно видна вереница приближающихся к его дому людей. Они двигались медленно, не спеша.
"Это не за ним ли, за убийцей?" — подумал старик и приготовился грудью защищать гостя.
Но вот несколько человек, опередив других, отворили калитку и вошли во двор. Вслед за ними хлынула толпа.
И тут Ханашв увидел, что на руках у людей лежала тяжелая, завернутая в бурку ноша, поддерживаемая со всех сторон.
При виде знакомой бурки у старика потемнело в глазах. Точно полоснули его по сердцу кинжалом.
Из толпы выступил убеленный сединами старик Ашвью Абидж, его сверстник и друг, и сказал:
— Крепись, Ханашв! Тебя постигло сегодня великое горе. Но нет ничего на свете, что с течением времени не ослабевало бы. Не ты ли всегда учил нас: чем сильнее у человека характер, тем крепче выдержка, — особенно в горе? Сегодня неизвестным черкесом убит твой Темыр!
У старика подкосились ноги. Он схватился за сердце и, наверное, упал бы, если бы люди не поддержали.
Плач и крики женщин огласили двор.
Двое суток пролежало бездыханное тело его сына на тахте в пацхе.
И двое суток под разными предлогами поднимался старик на чердак, чтобы отнести еду гостю-черкесу.
На третьи сутки, похоронив убитого, товарищи Темыра возвратились вместе с Ханашвом во двор. До позднего вечера они сидели со стариком.
— Мы знаем, — сказал один из юношей, самый любимый сверстник Темыра и неразлучный его друг, — все вместе мы не сможем заменить тебе сына. Но мы разделим с тобой горе. Каждый день мы будем тебя навещать, как будто все еще жив наш Темыр, и во всем будем тебе помогать.
— Даем тебе слово, — добавил другой, — что отомстим убийце. Черкес ловко прячется. Он ускользнул от нас в лесу, и, наверное, здесь, где-то рядом, кто-то его умело укрывает. Но мы разыщем его и убьем. Скоро, очень скоро ты об этом узнаешь. Может быть, хоть это немного успокоит тебя.
Слова их, произнесенные торжественно и решительно, громко прозвучали в пацхе.
И друзья Темыра ушли.
Безутешный старик огляделся, нет ли кого поблизости, наполнил дорожную сумку едой, приставил лесенку к чердаку и позвал черкеса.