Абхазский миротворец
Шрифт:
И точно — не успел он об этом подумать, как сзади раздался голос командира:
— Все! Андрей, давай сюда!
Сабуров попятился. Никакой реакции со стороны осадивших ангар солдат не последовало. Отлично, значит, они его не видят — а то было у Сабурова опасение насчет какой-нибудь дырки в стене или скрытой видеокамеры. Он сделал еще несколько шагов спиной вперед, а потом повернулся и пошел нормально. Скат стоял возле одного из самолетов.
— Тебе тот, — он кивнул на соседний.
— Какое там управление? — спросил Андрей.
— Справишься! Тебе на нем не фигуры высшего пилотажа демонстрировать! Ну, залезай!
— Как выезжать будем?
— А через основные ворота! Я первый, ты за мной! — С этими словами Скат нажал какой-то рубильник, торчавший из висящей
«Хорошо, что они не доперли электричество отрубить», — промелькнуло в голове Сабурова, когда он устраивался в пилотском кресле. Кстати, Скат оказался прав — большая часть приборов оказалась знакомой, по крайней мере, сомнений в том, что он сможет взлететь, не было. Разумеется, до настоящего летчика ему было далеко, он умел пилотировать самолет примерно так же, как можно часа за два научить водить машину человека, первый раз севшего за руль. Можно ведь. И с места он стронуться сумеет, и свернуть, и затормозить. Насколько хорошо у него все это получится, как такой человек справится с любой мало-мальски нестандартной ситуацией — другой вопрос. Вот и здесь было то же самое.
«А ведь перед воротами куча народу», — подумал Андрей, когда его самолет уже стронулся с места, следуя за тем, в котором сидел Скат. — Как прорываться-то через них будем? Хотя… Это же военный самолет. Из автомата хрен ему что сделаешь. Наверное, на это Скат и рассчитывает».
Скат действительно рассчитывал именно на это. Есть такая смешная пословица: «У бегемота очень плохое зрение, но при таком весе это совершенно не его проблема». Появление самолетов из ангара было наглядной иллюстрацией к данной народной мудрости. Когда ворота ангара стали открываться, столпившиеся перед ними солдаты вскинули оружие, приготовившись изрешетить нахального террориста. Но вот когда перед ними появился нос боевого самолета-штурмовика, солдаты изрядно растерялись. А самолет пер на них. Пока он шел совсем медленно, со скоростью идущего пешком человека, но зато движение это было неотвратимо. Кто-то слабонервный нажал на курок. Очередь стегнула по стеклу пилотской кабины — но оно, разумеется, было бронированным. И уж никак не из обычного автомата было его прошибать. Тут же стали стрелять и остальные солдаты, на самолет обрушился целый свинцовый град. Но никакого вреда штурмовику этот обстрел причинить не мог — как в того же бегемота из пословицы дробью палить. Даже хуже — бегемоту от дроби хоть больно будет, а здесь и того нет.
А самолет постепенно разгонялся. Когда его нос оказался в нескольких метрах перед солдатами, те порскнули от него в разные стороны — как стая карасей от хищной морды щуки. Дальше на пути самолета были две машины — джип и легкий грузовик. В грузовике был водитель, и он успел освободить дорогу. В джипе же никого не было и он был отброшен в сторону, как пустая спичечная коробка. Чтобы остановить движение штурмовика, на его пути нужно было поставить как минимум танк — а танка не было. Самолет продолжал ускорять движение.
Сабуров следовал за Скатом. Ему было даже проще — дорога расчищена. Он только видел сквозь пуленепробиваемое стекло кабины вспышки автоматных выстрелов, перекошенные в яростных криках лица людей. Их можно было понять — чай, не машины угоняли. Но сделать они ничего не могли.
— Андрей, слышишь меня? — раздался в шлемофоне голос Ската.
— Да!
— И я тебя слышу. Отлично! Ну, я начинаю взлет, давай за мной. Только проехать тебе подальше нужно, а то еще в задницу мне влипнешь. Как понял?
— Понял хорошо.
Колеса самолета Ската оторвались от земли, он стал медленно подниматься. Андрей выждал секунд сорок и тоже плавно потянул штурвал на себя — и земля стала уходить вниз. Внизу продолжали бесноваться солдаты. Один из них, кажется, даже зацепился за самолет. Но удержаться не сумел — и хорошо. Тут не голливудский боевик, забраться внутрь и отбить штурмовик у него едва ли бы вышло.
— Назад посмотри! — снова услышал Андрей голос своего командира. — Сейчас начнется!
И началось!
— Может, и по другим ангарам вмазать? — предложил Сабуров, чувствуя нарастающий азарт. — Мы же можем! Долбануть ракетами, пока они не опомнились!
— Не стоит, — отозвался Скат. — В остальных ангарах одно старье стоит. А ракеты нам еще понадобятся — не из пулеметов же эсминцы обстреливать! Все, давай за мной! К морю!
Глава 17
До того места, где базировалась большая часть грузинского флота, в том числе и купленные у Турции эсминцы, было чуть больше шестидесяти километров. Грузинская часть Черноморского побережья невелика, кроме того, флот специально подводили поближе — видимо, в связи с готовящейся войной. Эти семьдесят километров для боевых самолетов — просто считаные минуты. На это и был расчет. Пока аэродромное начальство опомнится, пока сообщит наверх о том, как их обидели, пока сдернутые среди ночи с постели высокие шишки сообразят, что к чему — времени пройти должно немало. Да ведь никому сразу и в голову не придет, что с помощью угнанных самолетов собираются грузинский флот атаковать. Такая запредельная наглость этим и хороша — пока не случится, никто в такую возможность не поверит. Конечно, грузинское командование захочет проследить, куда полетят угнанные «птички». Возможность отследить это есть — особенно если американцы помогут со своей техникой. В том числе и космической. Но на все это нужно время, измеряющееся как минимум десятками минут! Скату с Андреем было нужно куда меньше. Они долетели до моря за шесть минут, а еще через минуту прямо перед ними оказались корабли. Даже если сейчас за ними уже следили, даже если кто-то очень умный сообразил, зачем они сюда полетели, все равно известить капитанов кораблей не успели бы. Ведь не могло быть прямой связи у того умника, который с помощью сложной техники самолеты отслеживал, с этими самыми капитанами. Вечная цепочка: один начальник, второй, третий, самый высокий, и только потом, с самого верха звонок может пойти напрямую.
А самолеты уже шли на снижение, в боевой заход. Турецкие эсминцы выделялись среди прочих кораблей, как три породистых дога, которых неведомым чудом занесло на уличную собачью свадьбу. Эти корабли были по-своему красивы — той холодной, строгой и пугающей красотой, которая присуща смертельному оружию. Но штурмовики были не хуже. Они шли вниз, в боевой заход — неопытность пилотов компенсировалась тем, что никто по ним не стрелял, не было нужды в маневрах, подлететь можно было близко. Было что-то завораживающее в этом зрелище — две рукотворные стальные птицы, летящие вперед и вниз, на фоне серо-синей мглы, уже сменившей ночной мрак. Было четыре тридцать утра.
— Я бью правый, ты средний! — Скат кричал, хотя никакой объективной необходимости в этом не было, в шлемофоне и шепот был бы прекрасно слышен. — Ну, огонь!
Они выпустили ракеты почти одновременно — две пары, потом еще две пары! Прежде чем рвануть штурвал на себя, Сабуров успел отчетливо увидеть, что первая пара ракет угодила эсминцу в бок, а вторая ударила по палубе. Он увидел вспышки взрывов, но пора было подниматься, и он рванул штурвал на себя.
Профессиональный летчик наверняка развернулся бы быстрее — у Андрея, чтобы набрать высоту, сделать разворот и снова выйти на корабль, ушло секунд сорок. Теперь у него уже не было ракет, остались только две автоматические пушки и пулеметы. Палить из них по эсминцам было не очень осмысленно, но Андрей уже не мог остановиться. Огненный град рухнул на палубу третьего корабля, на этот раз Сабуров слишком увлекся и еле успел рвануть штурвал — на какое-то мгновение ему показалось, что самолет врежется в корабль, но они все же разминулись, возможно, всего лишь на пару десятков метров.