Абрикосы в арбузном сиропе или На что похоже небо?
Шрифт:
– А может он не предатель?
– Что? И ты туда-же? Или ты всё знала? Знала и молчала?
Вид Александра был так напряжён, что он застыл немного в неестественной, согнутой позе. Всё, что он сейчас чувствовал – двойное предательство.
– Ты скажи. Ты знала? Ты всё знала?
– Да. – Тихим голосом ответила тётя Лина.
– Но, почему? Почему ты так спокойно об этом говоришь? Ты его оправдываешь, защищаешь? Мама, твоя родная сестра, как ты можешь? Вы все предатели!
Тётя Лина заплакала. Александр видя её слёзы. Остановился. Ему стало и её жаль, и отца, и память о маме.
– Пожалуйста не плачь. Я не хотел
– Ты взрослый, но всё ещё ребёнок. Не обижайся за ребёнка.
– Да, я не обижаюсь. Я же понимаю, что ты хочешь сказать. Во мне юношеский максимализм. Мне не доступно взрослое понимание жизни. И всё такое прочее.
Тётя Лина посмотрела на своего племянника с восторгом:
– Да, в этом юноше уже не детский разум. Он, кажется многое научился понимать.
– Нет. Лина, ты скажи. Разве это не предательство? С его стороны, начать ухаживать за чужой женщиной?
– Послушай Сань. А разве Пушкин, твой любимый, тебе не пример в этом?
– В чём? Что вы все, как ненормальные, как нет ответа, так сразу Пушкин? Он то здесь…?
– Значит ты не всё про своего любимого поэта знаешь. А он дал прекрасный совет на случай смерти, жене, своей жене и как правильно себя вести после его кончины.
– Лин. Ну, ты совсем меня за дурака считаешь?
– Давай поразмышляем. Ты же сам пишешь стихи, ты же сам поэт и всё должен понимать лучше других.
– Хорошо. Давай поразмышляем. Приводи доводы. Но, они должны быть железобетонными.
– Помнишь кто у Пушкина была супругой? Читал ли ты мемуары, о том, что он, после дуэли, завещал своей Натали, сделать, если он умрёт?
– Кажется нет. Это ещё не успел прочитать.
– Он ей сказал, чтобы она, то есть его любимая Натали, выдержала траур два года и потом постаралась выйти замуж на приличного, здравомыслящего человека.
– Лин. Я понимаю, ты воплощение энциклопедии, и поэтому не стану перепроверять, поверю на слово. Но, что ты этим хочешь сказать?
Александр продолжал стоять в напряжении, крепко сжимая пальцами спинку стула.
– То, что Пушкин гений. А гении гениальны во всём и всегда. Представь, умирающий муж, и вместо вздохов, даёт советы остающейся при жизни жене, как ей жить дальше, после него, с заботой и любовью о ней. Он понимал, его супругу будет осуждать всё общество. Её могут затравить осуждениями. И он её наставляет. Его наставления, наставления зрелого, мудрого человека, ну я не знаю, если хочешь сравнение, уровня Христа, наверное. Умирая, он пытается облегчить жизнь, его любимым, остающимся на земле людям. Он понимает, её будет, после его ухода, ждать общественное осуждение в обязательном порядке. Толпе угодно и приятно было осуждать и виновных, и не винных. Поэтому и предлагает ей, два года носить траур. Он понимает, она молода, у неё много детей. Ей будет тяжело одной. И заметь он не говорит ей, влюбись и выйди замуж за кого хочешь. Он советует найти правильного, с ровным характером, не транжиру, пусть не богатого, не молодого, но надёжного, как опора, человека. Который и к детям будет относится как к своим.
– А она?
– Всё так и сделала. Любящая, верная жена. Всё так и сделала. Она показал, как его любила, как уважала его, его слова, восприняла как закон. Не искала красоты. Не искала молодости. Не искала богатства. Искала надёжности, как наставлял гений. Почти Библейский сюжет. Прочитай книгу Руфь.
– То есть, ты хочешь сказать…
– Я хочу сказать, твою маму, мою сестру, твой отец не предавал. Он горевал вместе с нами и продолжает печалиться. Но мамы нет с нами. Если бы он завёл подобные отношения при её жизни, тогда да. Тогда однозначно предательство. А сейчас нет. Ни он, ни та женщина не совершали предательств.
– А когда она появилась? Ты знаешь?
– Задай этот вопрос ему сам. Пришло время вам откровенно поговорить.
Александр присел на стул.
– Странно, – подумал он, – а мой гнев прошёл. Может действительно это не предательство? Может я действительно слишком максимализирую и требую от отца какой-то святости, которая недостижима ни для кого?
В этот самый момент, отец вошёл в комнату. По напряжённым лицам он понял, состоялся серьёзный разговор.
– Что случилось?
Никто не ответил.
– Вы что поругались?
– Нет. – Ответил Александр. – Мы говорили о тебе.
– Да!? Судя по лицам, разговор был серьёзный.
– Пора. – ответила Лина. – Давно пора. Просто наш Санёк увидел тебя с твоей дамой. И решил, что ты совершаешь предательство.
– К маме. – Резко «бросил» Александр.
– Знаете, что, а давайте завтра поедем на место дуэли Лермонтова и там поговорим. Утро вечера мудренее.
– Только твоей, чтобы там не было. – Слова Александра словно, вонзились в стены.
– Хорошо. Не будет. Я ничего не отрицаю.
Остатки дня прошли в полном молчании. Никто не хотел начинать разговора.
С утра позавтракав, поехали на станцию Лермонтовская, что в преддверии Пятигорска и далее на экскурсионном электромобиле, к месту дуэли Лермонтова. Подойдя к памятнику, Александр увидел, словно вновь спустившегося ангела. Ту самую девочку-девушку. Ту, которую, он так жадно искал взглядом, выйдя из курортного парка в Железноводске.
Он понимал, что смотреть пристально на других людей – нехорошо, неправильно. Но не мог отвести своего взгляда. Его поразило и одновременно расстроило, то, что девушка смотря в его сторону, словно его не замечала. Разные мысли проносились в тот миг у него:
– Наверное я ей не нравлюсь. Да, что во мне есть такого, чтобы привлечь такую девушку? А может у неё кто-то есть? А в целом у неё странный взгляд, словно смотрит сквозь человека.
Подойти он не решался из-за стеснительности. Стеснялся её маму и бабушку, которых она держала под руки, стеснялся своих родных. Но более всего стеснялся подойти и заговорить с ней. Нерешительность, робость. Она ему казалась такой нежной, воздушной и милой. Невольно у него всплыли воспоминания, о трёх дамах, увиденных недалеко от ресторана. Поэтический ум, и сравнение двух, противоположных миров тут-же родил прекраснейшее стихотворение, о ней, а мысленный образ сравнил тех молодых женщин, как посланниц тёмных сил, едущих на ужасном звере, а её как яркий, светлый луч, пришедший ему на помощь, в эту трудную минуту, перед разговором с отцом. Предстоящий разговор, девушка, всё говорило ему – прощайся с детством, оно кончается. Втроём разместившись на скамеечке, в парке, недалеко от памятника М.Ю. Лермонтову, в тени деревьев, росших на склонах горы «Машук», не обращая внимания на прогуливавшихся отдыхающих, ведущих неспешные беседы, о жизни, погоде, политике, и всём, ином, что казалось им важным, начали свой разговор.