Абсолютное правило
Шрифт:
Наверное, так подумали все, но сам Сом неожиданно помотал головой:
— Не выйдет, господа. Я слишком давно не разминал косточки в этом Краевском. Надоело уже. Хочу приключения! И вы меня ни за что не остановите! Воин я, в конце концов, или тряпка?
— Тогда кто? — Вася переводил взгляд с одного лица на другое. — Догнать нас он не успеет, значит, ему придется остаться здесь.
— Евгений Валерьевич, — эхом отозвалась Вероника, — он может все это сделать!
Вася облегченно вздохнул:
— Думаешь, он не будет рваться
— А что поделаешь? Так он принесет много пользы.
— Ну, тогда кто ему об этом скажет?
— Я скажу, а вы езжайте, — неожиданно произнес я. — Договоритесь обо всем, чтобы я вас не слишком долго ждал в поездке.
— Все будет отлично, золотко! — воскликнул Сом. — Мы еще попьем с тобой пивка на napy.
Я задумчиво кивнул.
Как сказать обо всем старику? Черт возьми, проблема!
Евгений Валерьевич, казалось, вмиг постарел еще лет на двадцать.
Лицо его осунулось, блеск в глазах потускнел. Он устало присел на краешек кровати, положив руки на спинку.
— Повтори еще раз, — потребовал он тихим голосом, совсем не похожим на его прежний громовой бас.
Я рассказал ему все, что произошло, начиная с нашего разговора на кухне. Закончил тем, что предложили ему, Евгению Валерьевичу, друзья.
Не слишком важная роль во всех наших действиях, но и их надо было понимать. Они все беспокоились прежде всего за его здоровье, что бы там ни говорил Акоп насчет полного распада личности у игроков.
— Значит, меня попросту кинули, — вздохнул Евгений Валерьевич, не поднимая глаз. — Что ж, приятно осознавать, что кого-то еще беспокоит мое здоровье.
— Поймите, Евгений Валерьевич, они думали о вас, — не слишком убедительно сказал я. — Это не просто игра по правилам в подземке или еще что… это настоящая война. Уже без правил и без всяких моральных принципов.
— Ты думаешь, я не понимаю? — перебил он меня. — Не первый год на этом свете живу. Такого навидался, что тебе и не снилось…
— Просто наша задумка слишком опасна. Вы еще не до конца выздоровели, чтобы рисковать.
— Да я здоровее тебя в сто раз, мальчик мой, — проворчал Евгений Валерьевич. — Не в этом дело. Не думай, что я считаю вас всех подлыми предателями. Совсем нет, я даже не держу на вас никакой обиды. Хотите, чтобы я здесь остался и передал тебя Николаю? Пожалуйста! Но что мне делать потом? Мое место не у партизан, а среди игроков. А я остаюсь здесь совсем один? Как я буду выбираться?
А ведь он совершенно прав! Мы оставляем его, по сути, в совершенно чуждой для него обстановке. Да еще и среди людей, которых он не то чтобы презирал, но видел в каждом из них свой собственный просчет. Подтверждение того, что он не смог выбрать подходящую кандидатуру игрока. Вернее, игроков!
— Ладно, — всплеснул руками Евгений Валерьевич, — я так понял, что теперь мы не увидимся с тобой довольно длительное время. Если вообще когда-нибудь встретимся. И меня могут убить, и ты можешь погибнуть.
— Мы встретимся потом, — произнес я не очень уверенно. Лицо Евгения Валерьевича стало каким-то грустным, словно он точно знал, что моим словам сбыться не суждено. — Нет, правда, встретимся. Когда все закончится, сумеречные будут разгромлены, и вы станете наконец свободными от всех правил и сможете жить вечно, тогда я найду вас. Или вы меня, если захотите, конечно, иметь дело с таким… человеком.
— Сказки все это, — грустно улыбнулся Евгений Валерьевич, — а я уже не так молод, чтобы в них верить. Даже если мы победим, ты не захочешь оставаться с нами.
— Почему?
— Ты изменишься. Не только физически, постареешь, конечно, но и морально. Ты же земной человек, ты прикован к земле, и тебе захочется иметь жену, растить детей, собственными руками построить свой дом.
— Неправы вы, Евгений Валерьевич, — я помотал головой. — Я не такой. Мне не надо этого. Возможно, наверное, когда-нибудь я и захочу остепениться, но не так, как вы думаете. Далеко не так. Я рос в другой среде. Я и подобные мне так же не похожи на людей, как вы на партизан. У нас другой склад характера и образ жизни, так что… мне уже никуда от вас не деться. Уж лучше жить с вами и умереть среди вас, чем вот так, как я жил раньше. Мир все равно не примет вора и карманника. Пусть я даже сто раз спасу его от сумеречных! Евгений Валерьевич усмехнулся:
— И все-таки я привязался к тебе, Виталик. Знаешь, мне грустно, что нам приходится прощаться с тобой таким вот образом.
— Но мы еще не прощаемся. Нам еще вместе работать четыре часа, — напомнил я, — да и потом, наверное… как-нибудь.
— Давай все же обнимемся напоследок, — предложил старик.
Мы обнялись. Крепко, по-дружески. Тут только я понял, насколько близким человеком для него я стал. Может, у старика чересчур разыгрался комплекс внука, а может, он просто давно не общался ни с кем из простых людей и вдруг понял, как устал без этого. Я не знал. Его подбородок уперся в мое плечо, и он сказал:
— А из тебя бы вышел очень хороший игрок! Высшего класса!
— Спасибо, — прошептал я, — спасибо.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Сом, Вероника, Вася и еще шестеро партизан выехали спустя час, еще через два часа с третьего на первый этаж спустился Евгений Валерьевич.
Я сидел в кресле и лениво перелистывал какой-то журнал.
С минуты на минуту должны были появиться сумеречные во главе со жрецом, но пока за стеклянными витринами Театра все было тихо и спокойно. Ничего не знающие люди проходили, пробегали, проезжали мимо, и никто не обращал на меня внимания. Им не было дела до того, что творится вокруг. Каждый из них жил в своем собственном мирке, в котором и так хватало проблем, забот и радостей. Какое им дело до молодого парня, сидящего внутри закрытого Театра Уродцев и читающего журнал? Правильно, никакого.