Адаптация
Шрифт:
– Зачем самоубийство? Ты должен жить!
– Выдал вконец офигевший Индрик, наблюдая, как Хаям накидывает петлю себе на шею и затягивает узел под левым ухом.
– Нет!
– Почему?
– Я слишком охуенен для этого мира!
– С этими словами незнакомец раскинул руки, поднял голову к безоблачному голубому небу, пошатал корягу, и с криком - Темные небеса, дайте мне сил!
– выкинул корягу из-под себя.
И была бы смешной фигура в изодранном плаще, что трепыхалась в десяти сантиметрах от земли, посреди лагеря наполненного шокированными людьми. И может быть срезал бы Индрик, Отмеченный светом, Паладин 103
Тьма потянулась тонкими струйками от земли, спрятанная до этого под хлопьями жирного пепла, и окутала ноги поэта, ник которого сменился на "Филин, Хаос несущий, маг разума" Индрик попробовал дернуться, но тело парализовало. Чат не функционировал
Активированная сценарная ситуация, до завершения ее вы не можете выйти из игры и пользоваться чатом.
Тем временем тьма под ногами висельника слилась в невысокий постамент. Сам Филин тоже начал преображаться, лохмотья, покрытые тьмой, преобразовались в элегантный костюм. Веревка оборвалась, став галстуком. Рядом с деревом возникла фигура в балахоне.
– Ты звал меня, Безумец?
– Миледи, вы не очень точны. Не просто Безумец, а Вдохновенный Безумец!
– Ты звал меня! Зачем?
Может ли голос не иметь лица? Слыша шум, ты всегда понимаешь, что это за шум. Будь то скрип двери, шелест ветра, звон струны. Ты можешь перепутать звук шагов и стук ставень. Шелест страниц и шорох ткани. Рев горящего пламени и рычание зверя. Но не перепутаешь звон бокалов и плач ребенка. Хруст ветки и звон колокола. Шорох гравия на дороге и гитарные аккорды. Ну тут... Голос мог принадлежать кому угодно. Так могло говорить само время, так мог говорить ребенок и старик, мужчина и женщина. У голоса не было лица.
– Все просто, миледи. Я хочу...
– Власти? Силы? Богатства?
– Танец.
– Танец?
– Да, а что в этом необычного?
– Ты поставил на кон свое бессмертие ради танца?
– Да. Я поразил вас?
– Признаю, странник, поразил.
– Всегда нужно поражать прекрасных дам. Это наш дар вечности.
– Хорошие слова. Достойные того, кто бросает вызов уже третьему богу.
– Ни слова более. Оркестр, музыку!
С этими словами Филин начал спускаться с пьедестала. Покров тьмы на его теле обрел завершенность, став костюмом-тройкой. Бесформенный балахон его партнерши тоже менялся, обращаясь в длинное шелковое платье с открытой спиной. Вот исчез капюшон, и водопад жемчужных кудрявых волос рассыпался по плечам незнакомки. Лицо ее скрывала полумаска.
– Миледи, Вашему образу не хватает завершенности.
– С этими словами Филин пробил нагрудные латы и грудь Индрика так, словно они были сделаны из бумаги, и вырвал трепыхающееся сердце.
– Спасибо, еще сочтемся.
– Шепнул ему улыбающийся Филин. И протянул истекающее кровью сердце своей партнерше, обращенное в ее руках в карминовую розу, которую она заколола в волосы.
Индрик, не в силах понять смысл происходящего, с ужасом глядящий на разорванную грудь, все же огляделся. Солдаты клана, маги, воины, убийцы, жрецы. Всех накрыло проклятием темных небес. Они выстроились в два ряда, и началось страшное. Второй ряд синхронно протянул руки, вонзая их в воинов из первого ряда, и вырвал из их тел свои жуткие инструменты. Вот гитара с грифом на позвоночнике, вот скрипка со смычком из берцовой кости. Валторна из оплетенных пульсирующими мышцами ребер. Флейта, барабаны. Индрик отвернулся, не в силах смотреть на падающих изорванными мешками соратников, лица которых были спокойны и безмятежны.
Над укутанной тьмою поляной полились первые ноты вальса. И элегантный безумец, будь он проклят вовеки, повел в танце свою партнершу, что чарующе улыбалась, и карминовая роза блестела у нее в волосах.
Танец все ускорялся, с неба начали бить молнии, вторя звукам музыки.
– Быстрее, быстрее! А вы что стоите?
– Обратилась незнакомка к парализованным участникам рейда, что еще не стали участниками представления.
– Танцуйте, танцуйте же!
И они начали танцевать. Но не они сами, а их кости. Вышли из тел, разорвав слабую, ставшую будто застывшей, плоть.
Индрик стоял в центре этого жуткого танца, где элегантный безумец кружил в вальсе воплощенную смерть, а им вторили окровавленные костяки его товарищей. В этот день Индрик перестал быть атеистом.
В этот момент Моргенханд, все же успевший вырыть себе ростовой окоп, давал себе самые страшные клятвы не злить Филина. Никогда. Не сердить. Филина.
Полчаса спустя.
Я сошел с ума! Господи, как же хорошо. Убил пятьдесят человек, и такой мир на душе. Ну, ладно, понарошку убил. Но мир-то в душе настоящий! С девушкой красивой потанцевал, жаль, что программа, и во взгляде вечность плещется. Красивая ведь! Вон, и не беспокоит никто, народ присмирел, молча собирают все, что осталось от рейда.
– Филин!
Ну вот, накаркал.
– Да, Селена! Ты мне что-то хотела сказать?
– Под крепостью остался Лич. Мы его будем убивать?
– Не мы, а я. Кошмарик! Где тебя черти носят?
У ноги заискивающе заурчали.
– Ну и где ты был, глюк недолеченный? Свалил? А как тебе не стыдно! А кто утилизировать эти тонны мертвечины будет? Не знаешь? Пойдем, тут в подвале сидит древний лич. Он нас ждет.
Едва не переломав ноги, я с трудом спустился с Кошмариком в подвал. Седьмой уровень катакомб был пуст, ни одного, даже самого захудалого скелета.
В комнате главного босса тоже было пусто.
– Есть кто живой? Ау! Эээ, некорректный вопрос. Есть тут кто?
Тишина.
– Кошмарик! Тут есть кто-нибудь?
Химера уверенно побежала в дальний угол зала, довольно облизываясь.
– Кошмарик, вот как нам не стыдно? До чего дедушку довели.
Забившись в угол, выставив перед собой гору всяческих сокровищ, и приняв самое жалкое и униженное положение, передо мной сидел Лич.
Архилич, 150 уровень
80 000 жихней.
– Кошмарик! Смотри, ему страшно! Вот ты представь, живешь ты себе, никого не трогаешь, героев маринуешь в подвале. И тут приходят всякие, шумят, слуг ломают, а потом еще вызывают большое начальство и с ним ручкаются. Сразу видно, что в большом авторитете у него. И тут непонятно, вроде как и отступные надо платить. И свою роль выполнять. А сильно перестараешься, проблем не оберешься. А так, раскатал бы нас дедушка в блин. За милое дело. Кошмарик, проявим уважение к старости? Дед, ты слышишь меня?