Адашев. Северские земли
Шрифт:
– Ну и что показала проверка? – выдохнув, поинтересовался он у неприметного.
– Резкий ты. – неприметный тем временем извлёк откуда-то нож и теперь вертел его между пальцами с непостижимой быстротой. – В драке – телок неумелый, но резкий. И в кашу себе срать не даёшь. Это хорошо.
– Тогда что дальше? – спросил Антипа.
– Дальше? Дальше, если у тебя хорошо с деньгами, мы можем продолжить этот разговор. Извини, но никого лучше нас в Белёве нет, и берём мы дорого. Если у тебя с деньгами так себе, я могу свести тебя с кем-нибудь попроще. Причём за посредничество возьму недорого, половину
– А как я узнаю, что вы так хороши, как себя расписываете? – резонно поинтересовался Оксаков. Тут его взгляд зацепился за пивные кружки, которыми был уставлен стол. – Да вы пиво-то берите, что мы насухую болтаем?
– Это дело! – повеселел неприметный и цапнул кружку. Пить, однако не стал, а заорал в сторону стойки.
– Герхард! Герхард! Давай неси чего-нибудь пожрать, сколько можно над людьми измываться? Немчура ты дикая, сколько раз тебе говорить – русским невможно пить без закуски!
– В просвещённой Европе… – наставительно начал было корчмарь, но неприметный не дал ему договорить.
– Да пошёл ты в задницу со своей Европой. – предложил он. – Пусть там хоть через задний проход пьют, нам-то что? Здесь, слава Богу, пока ещё Россия.
– Здесь Литва – поправил корчмарь.
– Да? А какая разница? – искренне удивился предводитель наёмников. – Всё равно ж русская земля. Северщина – куда уж русее.
– Вот так и неси дух просвещения этим дикарям… – закатил глаза немец, но всё-таки отправился куда-то в сторону кухни.
– И кодда этта немчура уше про закуску поймёт? – с диким немецким акцентом поинтересовался круглоголовый с разбойничьей рожей.
– Да понял он всё давно, Невер. – махнул рукой предводитель. – Ему просто с готовкой связываться лень, вот он в соседний трактир девок за едой и посылает. Ему-то какая разница, если посетители всё равно платят? Там на плите уже готовые блюда стоят – они сразу в расчёте на «Луну…» готовят. Всё равно каждый день – одно и то же!
Он снова махнул рукой и повернулся к Антипе.
– Чем мы хороши? Мы дворяне. – просто сказал он. – Благородные.
Потом посмотрел на пьющего пиво Яка, кадык которого ходил туда-сюда как поршень неизобретённого ещё паровоза, и поправился:
– По крайней мере, у всех четверых – Дар. Причём – воинский.
Трактир, судя по всему, и впрямь был неподалёку – всё та же сисястая подавальщица бухнула на стол огромную сковороду со шкворчащими жаренными колбасками, примостила краюху хлеба и высыпала, как благородным, пять вилок. Ножи в этом заведении у каждого посетителя были свои.
Разговор ненадолго прервался и возобновился, лишь когда все присутствующие сначала набили рты перчёными колбасками, а потом залили жжение пивом.
После этого предводитель наёмников решил, наконец, познакомиться.
– Тебя как звать-то? Антипа? Ну, Бабу с Яком ты уже знаешь. Як, кстати, не прозвище, а имя, он у нас из эстов, а там и покруче имена встречаются. Есть, знаешь ли, такие имена, когда никаких кличек уже не надо.
– Меня зовут не Як, а Йаак – попытался поправить главаря захмелевший толстяк, уговоривший уже две кружки, но тот лишь отмахнулся.
– Баба, кстати, тоже ни разу не русский, он курш 22 , просто здорово обрусел и говорит уже как мы с тобой. А вот этого любителя закуски зовут Невер.
Круглоголовый пояснил всё с тем же диким акцентом:
– Этто поттому, што меня здесь зовут Фома, хотя на самом деле я Томас.
– Этого Фому неверующего занесло к нам откуда-то с Рейна. Как и Герхарда, кстати. Поэтому они вдвоём периодически устраивают земляческие посиделки, которые всегда заканчиваются одинаково – они набираются до бровей и на всю улицу горланят «Loreley 23 ». С Герхардом, кстати, цапаться не рекомендую, ты ему на один удар. Он четверть века в наёмниках оттарабанил и живым остался, что как бы внушает. Потому и вышибал не держит, что ему они без надобности.
22
Курши – западнобалтская народность, давшая название Курляндии.
23
Loreley («Русалка») – старинная немецкая песня. Написана в честь одноимённой овеянной романтическими легендами скалы на восточном берегу Рейна, близ городка Санкт-Гоарсхаузен.
Неприметный вздохнул и завершил:
– И вот с этой всей нерусью я и таскаюсь уже пятый год. Меня люди зовут Стригой, потому что я длинных волос не люблю. – и он провёл ладонью по короткому ёжику.
Потом невесело вздохнул – всё-таки его, похоже, повело от пива, и добавил:
– А больше тебе и не надо ничего про меня знать. Лучше спать будешь. Разве что про Дар – как наниматель имеешь право. У нас с Невером Дар одинаков – Скорость, у меня, разве что, прокачан на уровень выше, пятый против четвёртого. Мы потому и сидели поодаль, что знали: если что – за един миг у твоего стола окажемся. У Бабы дар – обманка. Его с виду соплёй перешибёшь, а на деле Силой его наградили. Четвёртый уровень – почти полуторная от обычного человека.
Антипа перевёл взгляд на Бабу. Тот, весело подмигнув, кивнул и, цапнув кованную вилку, вдруг принялся откручивать один из зубцов. Не отламывать, а именно откручивать. Пальцами. Открутил, откинулся назад и принялся в зубах добычей ковыряться.
– Ну а у Яка, – продолжал меж тем Стрига, – Меткость четвёртого уровня. На него посмотришь – ну прям каждый день в ближнем бою бердышом машет, а на деле он в бой и лезет никогда – стоит поодаль с луком, да аккуратненько народ на тот свет споваживает. Он потому под твой засапожник и подставился. Бабу ты бы так не поймал, не говоря уже про нас.
Ну вот, собственно, и всё – наёмник развёл руками. – Что ещё спросить хочешь?
Порядком захмелевший Антипа собрался и задал главный вопрос, который его занимал:
– А вот скажи мне, Стрига, что если дела мои каторгой, а то и плахой пахнут будут?
Баба засмеялся мелодичным смехом, и даже унылый Невер усмехнулся. Як спал. Один Стрига остался серьёзным.
– А для чего, по-твоему, нас нанимают? – слегка осоловевшими глазами он посмотрел на Оксакова – За слёгшими старушками ухаживать? Условие только одно – мы детей не трогаем. Всё остальное – обсуждаемо.