Адель. Звезда и смерть Адели Гюс
Шрифт:
— Но ты совершенно права, милая Адель! Как это не пришло мне самому в голову. Конечно, этот брак не принесет счастья самому Анкарстрему и только поссорит меня с его родными… непременно откажу ему и лично поговорю с ним повнушительнее!
— И вы думаете, что этого достаточно? Ну, так вы плохо знаете эту Басси! Ведь Анкарстрем был у меня сегодня утром. Оказывается, Карлотта уговорила его в случае вашего отказа подать в отставку и потом все-таки обвенчаться! Хороша особа! Готова испортить всю карьеру юноше!
— Но
— Надо сегодня же ночью посадить эту дрянь — итальянку на корабль и отправить куда-нибудь подальше! Анкарстрем побесится, а потом сам же будет благодарен вам. Но чтобы он не мог помешать, хорошо бы услать его с поручением в отдаленный город!
— Ты — умница, моя Адель! Да, ты совершенно права, я так и сделаю! Ах, Адель, что бы я делал без тебя?!
В тот же вечер Анкарстрем получил от своего полкового командира приказ отправиться с пакетом в одну из мелких крепостей. Юноша поспешил как можно скорее справиться с возложенным на него поручением, но по возвращении его поразила страшная весть: Карлотта вместе с матерью была схвачена, посажена на корабль и выслана неведомо куда как особа порочного поведения…
Анкарстрем сейчас же подал в отставку и, не дожидаясь окончания всех формальностей, уехал к себе в имение. С той поры в его сердце залегла глубокая ненависть к королю. Юношеская любовь к Карлотте забылась, Анкарстрем женился на особе своего круга и стал счастливым мужем и отцом, но ненависть к тирану-Густаву не только не изглаживалась с годами, а, наоборот, все обострялась. И, в конце концов, она привела Анкарстрема к роковому вечеру 16 марта 1792 года, когда Густав пал, сраженный пулей бывшего жениха несчастной Карлотты Басси!
Глава 4
Резвая лошадь быстро мчала легкий экипаж вдоль набережной. Вдруг кучер стремительно натянул вожжи; послышался чей-то вскрик, и Адель, испуганно высунувшаяся из экипажа, увидела, что резко остановившаяся лошадь поднялась на дыбы, а у самых ног ее лежит какой-то юноша. Вот-вот лошадь тяжело рухнет вперед и размозжит копытами голову несчастному…
Адель пронзительно вскрикнула, но юноша собрал всю энергию и выскочил из-под лошади. Однако силы сейчас же изменили ему, и юноша, покачнувшись, снова упал.
Адель выскочила из экипажа и подбежала к упавшему. Он был одет в костюм королевских «синих пажей», был очень молод, тонок, гибок, обладал изящным девичьим лицом и парой хитрых, шельмовских, каких-то искушенных глаз. По его лбу тонкой струйкой текла кровь.
— Вы ранены? — спросила Адель, доставая платок и вытирая им кровь со лба.
Юноша вскинул на артистку вкрадчивый, томный, хитроватый взгляд и ответил:
— О, не беспокойтесь, пожалуйста, сударыня! Простая царапина… Но вы так добры!..
Новый взгляд был красноречивым продолжением
— Вы — паж короля? Как вас зовут?
— Ларс Гьортсберг, к вашим услугам!
— Ну, так вот что, милый мой Гьортсберг, попытайтесь встать и дойти с моей помощью до экипажа… Вот так, молодцом!.. Ну, а теперь крепче держитесь за мою руку и пойдем!
— Я мог бы дойти и один, сударыня, но… кто же откажется от счастья касаться вашей руки? — сказал паж, сопровождая свои слова самым умильным взглядом.
Адель расхохоталась.
— Однако вы из молодых да ранний.
— Сударыня, — томно ответил пажик, — в присутствии такой красоты, как ваша, можно или совсем потерять дар слова, или стать красноречивым, как поэт!
Адель снова рассмеялась. Ей становилось все веселее и легче на душе. Точно всю жизнь была она знакома с этим забавным пажиком! Ведь еще мальчишка совсем, а как смотрит, как говорит! Должно быть, испорчен уже до последней степени. Как это забавно!
Они уселись в экипаж. Но не успели они отъехать и нескольких шагов, как Ларс вдруг сильно побледнел и откинулся в угол.
— Вам нехорошо? — испуганно спросила Адель.
— Нехорошо? — слабым голосом повторил он. — Как же мне может быть нехорошо, раз я с вами?
— Ах ты, дерзкий мальчишка! — смеясь воскликнула Адель, которую все больше и больше забавлял пажик. — Ну, погоди же, я отучу тебя болтать глупости! — и она шутя ударила его по левой щеке.
— Сударыня, — молящим тоном сказал Ларс, — окажите мне божескую услугу и ударьте теперь по правой тоже. А то я боюсь, что левая очень возгордится выпавшей на ее долю честью, так возгордится, что… вздуется от гордости!
— Нет, он неисправим! — засмеялась Адель. — Вот льстец! Так, значит, тебе хорошо со мной?
— И вы еще спрашиваете?
— Ну, так если ты не совсем глуп, то пойми мои слова: если ты хочешь, чтобы тебе было совсем хорошо, пусть тебе будет очень плохо! Если же тебе будет совсем хорошо, то… ничего хорошего не будет!
Лицо пажика вспыхнуло, глаза загорелись радостью. Жадным взором окинул он всю фигуру склонившейся к нему Адели и вдруг, закрыв глаза, откинулся в угол экипажа и сказал слабым голосом:
— Ах, вот опять мне стало очень, очень плохо… Так плохо, что… — он приоткрыл правый глаз и уморительно подмигнул Адели, — что вам придется приютить меня у себя на несколько дней!
— Ты умен, мой мальчик! — ответила Адель, улыбаясь. — Ну, а если добродетель никогда не вознаграждается, то ум — почти всегда!
— Добродетель? — повторил Ларс и вдруг скорчил такую уморительную гримасу, что нельзя было удержаться от смеха. — Не объясните ли вы мне, что это такое? Я что-то слышал об этой редкой птице, только это было давно, и теперь совершенно не помню. Не правда ли, это — нечто вроде белой вороны?