Адгезийская комедия
Шрифт:
Глава первая. Обо мне и о предках
Всё, что случилось со мной этим летом необычно, я теперь другая, я теперь не узнАю себя «я до», если встречу на улице. Я уверовала в судьбу. Поняла, что нельзя слушать чужое мнение о ком-то, мнение людей о других людях несправедливы - их фантазии и догадки. На самом деле, хороший человек может оказаться совсем не таким, так ещё и вруном. А плохой, или просто тот, который тебе не нравится, отличным, и совсем не вруном, и не фантазёром, как его пытаются представить. Но обо всём по порядку.
2020 год все проклинают, сами понимаете почему. Но для тех, кто будет читать мой рассказ годы спустя (по серьёзке пишу «сию историю» для потомков, мучаясь днями и ночами, нервно кусая наконечник ручки, а после буду набирать, стуча по клаве), напомню, что в 2020 случилась пандемия, это что-то вроде эпидемии. В марте начали болеть в Москве, именно сюда привезли из-за границы вирус, в апреле Москву закрыли
В мае у нас отменили ОГЭ и выставили отметки по текущим. Удалёнка была лафой и халявой, всё можно подглядеть и списать, а первую неделю многие, в том числе и я, сделали вид, что удалёнка равно каникулы. Сейчас учителя прошаренные: камеру им включай, на перекличку отзывайся, так ещё попробуй не пришли дэ-зэ, сразу получишь отповедь, что ты «бездельник». Отмазы, что камера сломалась или интернет пропал, или телефон разбился – не катят. Мы по-прежнему, как весной, игнорим, придумываем и жалуемся. Но учителя освоились в наностратосфере, никто теперь нытьё не слушает, говорят: «Что-то техника такая же, как вы. Отключается, когда надо, и включается тоже». «Что интернет пропал? А мне показалось, просто камера выключена, вы ж в сети были» - это мне, это я забыла сеть выключить, когда ушла прочь от ненавистного экрана… Не прошла отмаза, жаль. А весной у нас в классе одной девочке «четыре» поставили только за то, что у неё вся семья переболела коронавирусом. Главное вовремя переболеть и поплакаться на камеру (не забыв при этом поставить камеру под нужным углом, чтоб лицо поизмождённее) – и «четыре» ни за что обеспечено. А сейчас хоть сто раз переболей, не удивишь никого.
Год плох не у всех, у девятиклассников точно не худший год. Особенно у тех, кто владел и до того умением списать и сделать вид, что всё знает, у кого текущие оценки по триместрам были высокие и кто был на хорошем счету и до пандемии. Это, как вы понимаете, не я. Но школа занимает в моей жизни «деревянное» четвёртое место. Плавание, спортлагеря, любовь, после уж – наискучнейшая школа.
Весной я поняла, что жизнь многих людей зависит не только от внешних причин. Ты всегда один со своими мыслями. Внешнее накладывается на внутреннее, мыслей становится изрядно много, ну то есть слишком уж, в общем, настолько много, что я просто не могла заставить себя пошевелиться, когда узнала, что бассейн закрывается. Разочарование. Рушились все планы, рушилась вся жизнь. Депрессия плюс тоска. Ну и панические атаки до кучи, они начались летом, когда я переехала на месяц-другой в квартиру к бабушке в городок Веретенец. Собственно, о своём пребывании там я и буду рассказывать. Но прежде введу в курс дела.
Зовут меня Мальвина. Не надо смеяться. И, да, я не крашу волосы, никогда не красила и не собираюсь. Имя не такое уж и смешное и не самое редкое. Мама была очень обязана бабушке, папиной маме. Бабушка Галя предложила «Мальвину» - мама не посмела перечить. Имя происходит от цветка мальвы, а мальва по-гречески – малахит. Бабушка у меня – геолог, была геолог, сейчас её нет. Так что предложение имени вполне себе ожидаемое от геолога, который всю свою жизнь занимался камнями – минералами и рудами. Малахит – красивый минерал, он стоял у бабушки в серванте за стеклом среди других камней. Зелёный такой с белыми прожилками. В Эрмитаже есть целая малахитовая комната, я там была на экскурсии, когда мы на соревы ездили. Сказов много уральских про малахит и другие камни, а ещё про страшный колодец, откуда появляется девушка с огромными голубыми глазами. В детстве я сто раз представляла себя этой девушкой. Мы с бабушкой любили про Огневушку-поскакушку, Серебряное копытце. Но бабушка не читала мне про Медной Горы хозяйку, ей было очень жалко Данилу-мастера и всех мастеров, бабушка говорила, что они все рано умирали: в уральских горах много пород, которые выделяют вредные вещества, плюс рудная пыль. Человек этим дышит и портит лёгкие. У бабушки в серванте всё было в камнях, отполированные с одной стороны и серо-грязные угловатые с другой, они напоминали саму жизнь: внешнее благополучие напоказ, тяжесть и груз проблем с изнанки. На антресолях у бабушки лежали в газетах просто камни, без полировки, и многие газеты сыпались в руках, когда мы эти антресоли разбирали – это вредные пары разложили бумагу, пропитав её.
Мальвина. Кто-то говорил: Мальвина! ух ты, здорово! А кто-то: Мальвина-Мальвина, где твой Буратино? Про Артемона убогие шутки я не стану пересказывать. Я своё имя не любила. Но куча ещё на свете разных плохих имён, кроме Мальвины, не мне одной мучиться приходиться. Есть, там, Дуня – ужасное на мой взгляд имя. Есть… Нет, не буду больше писать. А то прочитает какая-нибудь условная Дуня, найдёт своё имя, и дальше закроет файл. Хоть я и пишу для потомков, но жалко, что человек так и не узнает, в какую заварушку я попала из-за глупой обиды на имя. А я попала в паранормальную заварушку!
Бабушка Галя – папина мама. Мама очень быстро с папой развелась. Я папу и не помню. Он тренер по карате и завёрнулся на буддизме или ещё там каких-то самурайских философиях. С мамой у него, как он потом написал в графе «причины развода» - «не было точек соприкосновения». Я – не в счёт. Я всё-таки считаю себя не точкой, а дочкой.
Бабушка Галя после папиного ухода за поиском истины в другие города и государства с нами общаться не переставала. Видно у папы и с бабушкой Галей не было общих точек соприкосновения, раз она так всем сердцем полюбила меня и маму. Мама вспоминала, что когда бабушка Галя стала приезжать и меня-личинуса навещать, папа перестал спать, мучился бессонницей. С бабушкой Галей он общался сдержанно, не ругался, но по общению незаметно было, что она его мама. Он уверял, что его мама продала душу дьяволу, и теперь, появившись в их молодой семье, протопчет адскую дорогу и здесь. Мама, честно, испугалась. Не бредням про ад, а тому, что вышла замуж за психа. В общем, несладко ей пришлось тогда, в плане там мыслей, подозрений.
Мы с мамой живём в длинном-предлинном доме, в него когда-то заселяли строителей. Мама ответила папе, что их дом и без бабушки был сущий ад, а папа обиделся.
Тогда мама сказала папе: ты что забыл как мы с тобой познакомились?
А познакомились они так.
Однажды вечером на пустыре за нашим домом, который сейчас давно застроен, на маму напали, и не сказать, чтобы поздно она домой возвращалась: обычно возвращалась, но зимой темнеет рано. Странные были и преступники, избившие маму ногами по лицу. Денег в сумке лежало совсем мало, она сразу им всё отдала, но какие-то нелюди, забрали всю сумку с документами, что не характерно для воришек. Мама долго лежала лицом в сугроб, приходя в себя, что оказалось самым верным решением – ведь к гематомам надо сразу приложить холодное - безо льда фингалы и синяки по лицу быстро расползаются, увеличиваясь в разы. Мама рассказывала, что от обиды, одиночества, беспомощности и жалости к себе решила замёрзнуть и умереть. Но кто-то сердобольный её заметил и позвонил в «скорую». Мама рассказывает, что расплакалась от этого поступка неизвестного. Хотя мама в принципе никогда не ноет.
Мама лежала в челюстно-лицевой вся на лицо сине-красная и пила через трубочку супчик в столовой три раза в день: на завтрак супчик молочный, на обед супчик грибной, на ужин – кисельное пойло. И такие странные, мама вспоминает, люди были в этом отделении. Все в багровых тонах, с гематомами, мычащие, беззубые – челюсти поломаны же. В больничном подвале они дружно курили, общались жестами, издавая дружелюбные и жалостливые звуки как звери, а не люди. Самое большое впечатление на маму произвёл этот туманный от круглосуточного дыма подвал, он ей часто потом снился вместе с теми курильщиками, друзьями по несчастью.
После выздоровления мама записалась на бокс. Ей так насоветовал в письме один новоиспечённый кавалер из их челюстно-лицевой; он при выписке написал маме что-то вроде любовного письма, с предложением руки и сердца, приложил свой адрес. Писал, что маме просто необходимо побольше читать, чтобы понять обидчиков и не озлобляться. Мама до сих пор хранит это письмо. Оно написано нереально красивым строгим и каким-то старинным почерком – так пишут в старых фильмах, макая перо в чернила. Письмо совсем небольшое, всё по делу, без соплей: про любовь и про книги – человек, видно, понимал, что мама не станет отвечать ему, просто рискнул, чтобы потом не жалеть, что не сделал. В письме небольшой список книг. Они все лежат у мамы в ящике под кроватью. Она читает их на ночь. Читает и перечитывает только их. Я же читаю кое-что по программе, очень хорошо засыпается. Но летом выпадало свободное время, и от скуки я читала мамины книги из ящика. За всю свою пятнадцателетнюю жизнь я осилила пока только три: с пятого по седьмой класс я читала «Графа Монте-Кристо», и даже перечитывала некоторые места, с седьмого по восьмой – «Молчи грусть», и перечитала два раза, а совсем недавно я осилила «Мастера и Маргариту»; не могу сказать, что я в восторге, эта книга какая-то странная, чужая - там побеждает тьма, а хороший человек проигрывает, и ещё получается, что всем аукается их поведение без всякой там мести, как в «Графе Монте-Кристо». Хоть ты злодей, хоть и не злодей, а просто глупец, хоть прекрасный душевный чел – все в чём-нибудь да виноваты и все получают по самое не горюй. После этой книги, у меня вдруг промелькнула мысль, навеяло приснившимся мне в то же приблизительно время кошмаром, что расплата-то за разные мои недружелюбности может и нагрянуть. Но мама брала эту книгу полистать чаще других не из-за этих смешных сцен с глупыми людьми и дьявольской свитой, она перечитывала всегда одну и ту же главу, это и по страницам было заметно. Там, где Мастер снимает дом и знакомится с Маргаритой. Ну, я и без замусоленных страниц знала, что мама тоскует по папе.