Адмирал Эндрю Каннингхем
Шрифт:
Задача Каннингхэма заключалась в том, чтобы выбрать командующего военно-морским этапом союзной операции по вторжению. Он считал, что по складу характера, способностям и опыту, лучше всех на этот пост подходил адмирал Бертрам Рамсей. Черчилль без возражений одобрил его выбор, хотя окончательное решение о назначении всех командующих было оставлено до предстоящей конференции на высшем уровне с участием американцев.
Союзники решили провести конференцию в Каире с участием Рузвельта, Черчилля, некоторых министров и начальников штабов. Черчилль вздумал добираться до Алжира или даже до Мальты морем. Для этой цели ему выделили линейный крейсер «Ринаун». 14 ноября в Плимуте премьер-министр с дочерью и послом США в Великобритании в сопровождении Каннингхэма поднялись
Во время плавания у Каннингхэма было достаточно времени, чтобы пообщаться с Черчиллем. Адмирал много говорил о планах участия английского флота в войне на Тихом океане, разработанном морским штабом в Вашингтоне. Однако Черчилль не проявил интереса к этой идее и очень скоро о ней забыл. Впоследствии, вплоть до конференции в Квебеке он упорно отказывался посылать флот на Восток дальше Ост-Индии, и Каннигхэму пришлось его долго переубеждать.
После кратковременных заходов в Гибралтар и Алжир, где путешественники пообщались с новым командующим Средиземноморским флотом адмиралом Джоном Каннингхэмом (однофамильцем первого морского лорда), «Ринаун» прибыл на Мальту. Официальные лица надеялись вылететь с Мальты на самолете, но погода стояла нелетная. Прождав 48 часов, они продолжили путь до Александрии на «Ринауне».
Каирская конференция открылась 22 ноября 1943 года. Официальные заседания проходили в роскошном отеле «Мама-хауз» под сенью пирамид. Каннингхэм принял участие в нескольких пленарных заседаниях, на которых помимо Черчилля и Рузвельта также присутствовал генерал Чан Кайши с супругой. Адмиралу она показалась необычайно красивой, с восхитительной фигурой, и изысканно одетой. Мадам Чан Кайши помогала своему мужу в качестве переводчика, когда обсуждались вопросы войны с Японией. В Каире «великие люди» решили, что главнокомандующим операцией по вторжению в Нормандию станет генерал Эйзенхауэр.
Первому морскому лорду пришлось общаться главным образом с начальниками штабов, которые провели множество совместных заседаний. Они обсудили ход войны во всех его фазах и аспектах и, если верить мемуарам Каннингхэма, «пришли к полному согласию по всем текущим вопросам без особых трудностей».
Утверждение Каннингхэма о благостной атмосфере, царившей на Каирской конференции, придется поставить под сомнение, поскольку свидетельства всех остальных участников ему явно противоречат. Уже на второй день разногласия между англичанами и американцами проявились со всей очевидностью. Брук категорически отказался обсуждать с американцами план военных действий в Юго-Восточной Азии до тех пор, пока не будут окончательно согласованы планы вторжения в Европу и совместных стратегических операций против Японии.
Председатель британского Комитета Начальников Штабов требовал отказаться от всех десантных операций в Индийском океане до завершения кампании в Средиземном море. Он заявил, что не сможет выделить ни одной десантной баржи, пока Эйзенхауэр и Александер не нанесут удар по морскому флангу германских войск в Италии в районе Анцио. Американцы слушали Брука с плохо скрываемым раздражением. Эрнест Кинг просто взбесился, когда Брук попытался отречься от британских обязательств в Юго-Восточной Азии. По свидетельству американского генерала Джозефа Стилуэлла, на какое-то мгновение ему показалось, что Кинг бросится на Алана Брука прямо через стол и начнет его избивать.
Кроме своего полного одобрения кандидатуры Эйзенхауэра и весьма сомнительного утверждения об атмосфере «всеобщего согласия», Каннингхэм в своих мемуарах практически ничего не рассказал о Каирской конференции. Адмирал не пропустил ни одного заседания, но при этом создается впечатление,
По окончании Каирской конференции Каннингхэм вместе с остальными официальными представителями Великобритании отправился на конференцию Тегеранскую. 27 ноября Черчилль, трое начальников штабов и несколько штабных офицеров вылетели в сторону Ирана. Ход Тегеранской конференции и принятые на ней решения многократно описаны в трудах по истории Второй мировой войны. Повторять их здесь пет смысла. А вот личные впечатления Каннингхэма о Сталине и других членах советской делегации могут оказаться небезынтересными.
«Первое пленарное заседание состоялось 28 ноября в здании русского посольства. Мы все заняли места вокруг огромного стола. Заседание прошло главным образом за комплиментарными речами Большой Тройки, хотя также имел место обмен мнениями по общим вопросам. С особым интересом я наблюдал за Сталиным, поскольку видел его впервые. Он произвел на меня большое впечатление, но я почувствовал к нему интенсивную неприязнь. Трудно выразить словами, что послужило причиной моей антипатии, но у меня возникло ощущение тревоги и недоверия. Тем не менее, он производил огромное впечатление, и был во всех отношениях сопоставим с двумя выдающимися личностями, с которыми ему предстояло иметь дело. Он мгновенно вникал в суть проблем, никогда не терялся с ответом и не нуждался ни в каких консультациях. Он безошибочно улавливал слабую сторону в любом утверждении».
Остальные советские руководители не произвели на адмирала особого впечатления: «Молотов говорил много, но практически ничего не сказал. Ворошилов производил впечатление упрямства и дубиноголовости. Тем не менее, он представлял русский эквивалент начальника генерального штаба. Поэтому Бруку, Порталу и мне приходилось общаться именно с ним. Чтобы не давить на него во время переговоров, мы с Дилоном обычно выходили прогуляться в палисадник посольства».
На банкете по случаю дня рождения Черчилля Каннингхэму довелось лично пообщаться со Сталиным: «На следующий день, 30 ноября был день рождения Черчилля, которому исполнилось 69. Утром мы, начальники штабов, пришли к нему в комнату пожелать всяческих благ. Мы хотели было спеть ему „Happy birthday to you“, но подумав, решили, что у нас не хватит на это таланта. Вечером премьер-министр устроил праздничный ужин для всех делегатов. Вечер удался на славу, и не без юмора. Тосты начались почти сразу, и великие люди имели повод блеснуть красноречием. Молотов превзошел сам себя. Пили по очереди за здоровье каждого присутствовавшего, и каждый раз Сталин поднимался, обходил вокруг стола и лично чокался с тем, за кого провозглашался тост. Сердечность и единение союзников никогда не были более тесными. Позднее вечером я спросил у Сталина, почему он не взял с собой адмирала, который представлял бы отважный русский флот. Он ответил, что в этом нет никакой необходимости. Русский флот он возглавлял лично».
Ближе к окончанию конференции все британские начальники штабов выразили желание съездить к Каспийскому морю, расстояние до которого составляло около 170 км. Однако им категорически запретили делать это, и вообще, рекомендовали поменьше «высовываться» за стены посольства. Таким образом, Тегеран стал самой дальней точкой на востоке, где довелось побывать Каннингхэму. За все время почти полувековой службы на фронте ему ни разу не приходилось проходить через Суэцкий канал и побывать хотя бы в Красном море.
По возращении Каннингхэма в Адмиралтейство действия британского флота в последнем месяце уходящего 1943 г. ознаменовались двумя ощутимыми успехами. В Бискайском заливе немцы активно нарушали блокаду французских портов с помощью нескольких быстроходных вооруженных торговых судов. Когда прерыватель блокады возвращался обратно, ему навстречу высылали сильный эскорт эсминцев, которые встречали транспорт в точке рандеву, примерно в 400 милях от своих берегов и сопровождали домой. Англичанам долгое время никак не удавалось их перехватить.