Адмирал Ушаков
Шрифт:
Вместо Мустафы-паши закричали в ответ из толпы.
– Что они кричат? – обернулся к драгоману адмирал.
– Нельзя брать приступом столь вооруженный остров.
– У французов приготовлены в печах каленые ядра.
– Мы умеем драться на суше, а не на воде!
Ушаков, не дослушав переводчика, в раздражении махнул рукой:
– Скажите этим трусам, что я сейчас некаленой картечью заставлю их сесть на суда!
Не успел драгоман перевести слова адмирала, как пашинцы, крича, кинулись в разные стороны. Слова адмирала с
Алипашинцы бежали, давя друг друга. Они прятались за домами, среди портовых сооружений. Ушаков с удивлением смотрел на то, что происходит. Он вспомнил рассказы Суворова о турецких сухопутных войсках: если они побежали, то уже никакая сила не может их остановить! Через несколько минут площадь опустела. Перед Ушаковым остались Мустафа-паша, несколько «капитанов» и полсотни телохранителей.
Только они не струсили.
Мустафа что-то сказал Ушакову.
– Он говорит, ваше превосходительство: задумали невозможное дело, – перевел драгоман.
– Невозможное? Скажи, пусть все они соберутся где-либо на холме и сложа руки смотрят, как я возьму и Видо и Корфу. Но за их трусость и предательство ни одного не пущу в город!
И, вне себя от гнева, Ушаков вернулся на «Св. Павел».
Был шестой час утра.
Никто из офицеров не говорил ни слова адмиралу. Все отлично понимали: отказ пашинцев может сорвать штурм. Турецких сухопутных войск осталось меньше половины: две тысячи с небольшим.
Все с тревогой думали: что предпримет адмирал?
Ушаков решил делать так, как было задумано.
Он сидел на шканцах в парадном мундире, с зрительной трубкой в руке. Обычная складка между бровями стала еще глубже. Синие глаза смотрели настойчиво и зло.
В семь часов утра адмирал махнул рукой.
И тотчас же бухнула пушка: это был сигнал береговым батареям открыть огонь по крепости, а десантным войскам идти на приступ.
Жребий был брошен: Ушаков почти без сухопутных войск, с тысячью семьюстами солдат морской пехоты, но при энергичной поддержке артиллерии флота, решил взять прекрасно вооруженные крепости на островах Видо и Корфу.
XX
Адмирал Ушаков с волнением смотрел в трубу: разгадают ли французы его смелый план или нет?
Все шло так, как хотел Федор Федорович.
Он дал сигнал фрегатам и мелким судам идти на приступ крепости.
И тут началось нечто неожиданное для французов. Суда на всех парусах полетели к острову Видо. Они били по батареям и по берегу, очищая его от завалов и траншей, и все мчались вперед. Казалось, что корабли в самом деле хотят вскочить на французские бастионы. Но когда до берега оставалось расстояние не более картечного выстрела, суда вдруг стали на якорь, поворотились бортом к острову и продолжали стрелять.
За мелкими судами тотчас же пошли в атаку линейные корабли. Каждый из них становился на свое место, указанное в диспозиции, разворачивался, как на ученье, и начинал с близкого
Они попытались было стрелять калеными ядрами, но от поспешности первый залп оказался неудачным. Ядра летели мимо. Лишь два-три из них угодили в борта фрегатов, не причинив им особого вреда. Зарядить пушки калеными ядрами еще раз французы уже не смогли: русско-турецкие суда засыпали их картечью.
Как и в сражениях с турками на Черном море, флагманский корабль адмирала Ушакова показывал всем пример неустрашимой храбрости. «Св. Павел» подошел к берегу на расстояние малого картечного выстрела, стал на якорь против самой мощной французской батареи № 2 и открыл по ней губительный огонь.
Французы отвечали, но все неудачно. И вдруг откуда-то сзади в борт «Св. Павла» ударило одно, другое ядро.
– Что это? Откуда? – всполошились все.
Разгадка оказалась простой: это в своего же главнокомандующего угодил турецкий корабль, стоявший, как и все турецкие суда, во второй линии. Они били по крепости через головы русских.
Ушаков был вне себя от гнева. Он тотчас же послал к Кадыр-бею адъютанта. Балабин вскоре вернулся. Кадыр-бей просил прощения и клялся, что, если бы не шел бой, он бросил бы виновных кумбараджи за борт.
А Видо был весь в огне и пороховом дыму. Чугунный и железный град сыпался на его дома и прекрасные сады. Грохот сотен пушек сотрясал небо, эхом отдавался в горах. Видо с трех сторон окружили суда союзников.
Адмирал Ушаков, увидев, что огонь французских батарей ослабел, приказал высаживаться на Видо. Гребные суда были давно готовы. Морская пехота и охотники из матросов бросились на барказы, катера, лодки. Турки только и ждали этого приказа. Не успев доплыть до берега, они кидались в воду с кинжалами в зубах, потрясая саблями.
Несмотря на отчаянное сопротивление, французы были опрокинуты и сдавались в плен.
Турки не слушали криков «пардон» – рубили пленным головы и собирали эти страшные трофеи, помня, что паша должен уплатить за каждую голову.
Боцман Макарыч бежал вместе с группой молодых матросов. Впереди они увидели двух турок и молодого француза-офицера. Один турок держал мешок, из которого текла кровь, а второй стоял с поднятой саблей, ожидая, когда французский офицер развяжет шейный платок, чтобы легче было отрубить голову.
– Дяденька, что они делают? – в ужасе спросил Васька Легостаев.
– Не видишь, хотят рубить голову. Стой, осман! – заревел Макарыч, кидаясь к турку со штыком наперевес.
Турки, увидев, что их значительно меньше, с неудовольствием отдали офицера. Молодой француз не знал, как и благодарить своих неожиданных спасителей.
– Степка, отведи их благородие к нашим шлюпкам, а то не эти, так другие басурманы зарежут! – приказал Макарыч матросу. – Вон видал – у них цельный мешок голов!