Шрифт:
Annotation
Горбачева Татьяна Александровна
Горбачева Татьяна Александровна
Адские муки
ВАНЯ
Ванечка сидел, потупив взгляд, на лавке возле входной двери. Их уже пересчитали, но ни дети, ни воспитатели не спешили выходить на улицу. Дети стояли
Ваня сбежал на лестничную площадку и встал у окна. На стёклах были нарисованы большие красные цветы. Если смотреть между их размашистыми листьями, то можно увидеть площадку, забор и весь остальной мир. Вот из двери на первом этаже выходит женщина в белом халате и выбрасывает мусор. Она толстая, безликая, вместо лица какое-то месиво. Ваня ей улыбнулся и одновременно скрестил руки на груди.
Лето пробивалось сквозь окно не жарой, а утренней прохладой. В такой день можно было почувствовать, как над земным шаром встаёт солнце и освещает множество стран, океан бликует под его лучами, а ниже дымкой невидимых облаков подостывшая за ночь земля встречает его со спокойным, но неотвратимо сильным желанием жены перед мужем, приехавшим на рассвете из командировки и "скользнувшим" к ней под тонкое одеяло.
Новый день звенел, застряв на высокой ноте, путаясь в мусорных ящиках и молодой траве. Он падал росой на рыхлую землю и тут же восходил на небо пролетающим самолётом. Молодая девушка, спеша на работу, стучала по асфальту каблуками будто бранясь на свои проблемы. Она жила своей жизнью, а Ваня жил этим днём. Да и своей жизни у него не было. Ваня провёл пальцем по красному лепестку. Ему вдруг захотелось плакать.
"Здравствуй, Боже. Такой прекрасный летний день сегодня"
Он сделал паузу.
"А я совсем один"
Ваня как бы прислушался, ни ответит ли кто.
"А как бы я мог быть сегодня счастлив с мамой"
Наверху затопали и послышался голос воспитательницы. Ваня подхватился и пошёл им навстречу, тихо встал в конце группы. Его никто и не заметил. На улице он присел на корточки у песочницы. За забором папа спешил куда-то с маленькой дочкой за ручку. Она была другой. Более наполненной чем-то, что ли. Она более уверенно смотрела в будущее, и он это отчётливо чувствовал. Когда они прошли, Ваня посмотрел им вслед, затем на низкое, до земли, небо. Затем глянул на воспитательницу. Иногда она как будто замечала в нём что-то странное и смотрела с опаской. Тогда он брал машинку, начинал водить её по земле и приглушённо кричать: "ж-ж-ж".
День вначале долго тянулся, а к вечеру летел быстрее. Когда их укладывали спать, было ещё не темно и пахло, как днём. Ваня закрыл глаза.
"Спасибо, тебе, Боже, за этот день. Ты так и не отвечаешь мне, за что ты отнял у меня маму. Ответь мне, пожалуйста.
Этот день прошёл хорошо. Мне нравится засыпать, когда ещё светло. И совсем не жалко оставшегося дня.
Спокойной ночи"
•
– - Подъём!
Воспитательница открыла окно, и в комнату свежим потоком ворвался тёплый летний воздух. Ваня, как током ошарашенный, быстро встал, застелил кровать, заправил майку в трусы, надел шорты и украдкой поцеловал лёгкий крестик.
"Доброе утро, Боже!"
Он старался умываться последним, но сегодня как будто забыл про это и одним из первых вошёл в ванную комнату. Тут уже стоял Рома с вспененным мылом на щеках и запрещённым станком в руке.
– - А, Ванёк!
– подскочил он и с силой хлопнул его рукой по спине; протянул бритву.
– Нужно?
– - Нет, спасибо.
Ваня намочил лицо водой и вышел. Рома нагнал его в комнате, положил руку на плечи и сжал ей шею.
– - А почему ты зубы не почистил? С таким никто не захочет разговаривать. А ты же общительный мальчик?
Умывшиеся дети собрались вокруг них и хихикали. Рома воодушевился:
– - Ну, так что?
– Он сильнее сжал Ванину шею.
– - Что ты хочешь?
– - Ты не ответил на вопрос.
– - Да, я общительный.
– - Молодец тогда. А-то вожусь с тобой прямо как мать родная.
– Рома отпустил его, толкнув вперёд.
– Иди, умойся, сынок.
"Как смешно"
Ваня опять вошёл в ванную. Там уже никого, к счастью, не было. Он включил воду и вытер слёзы из глаз, затем посмотрел в маленькое окошко наверху: оттуда сияло светло-голубое небо; навстречу его невидимым потокам летели жучки, невесомый пух свободно поднимался вверх. Он сплюнул.
"Хватит плакать. Ты уже взрослый"
Отёр слёзы и пошёл завтракать. Рома сидел напротив него и немного сбоку.
– - Кушай, Ванечка, кушай.
Дети развеселились. Они подносили ложку ко рту и, не сдержавшись, "пырскали" смехом, раздувая бляшки каши по воздуху, цепляя её на нос и щёки. Ване тоже стало смешно.
– - И ты, Рома, кушай. Сильным, может, станешь. Не то, что сейчас.
Рома сузил глаза.
– - Как ты разговариваешь со старшими? Я возьмусь за твоё воспитание.
Он потёр руки и бросил ложку в пустую тарелку. Ваня замер, дети смотрели на него с сожалением.
Настя, проходя мимо с пустой тарелкой, обронила:
– - Договорился.
Весь день он старался находиться поближе к воспитательницам и напряжённо ждал. Вечером всех загнали мыться. Ваня умылся, посмотрел в окно. Небо уже заметно потемнело, но было ещё довольно светло. Всё стихло.
Вдруг Рома ударил его в живот, а когда Ваня нагнулся от боли, отшвырнул его к стене.
"Вот теперь точно не смешно"
Ваня приложил руку ко лбу. На ней была кровь.
– - А-а-а!!!
Бегал он по ванной и кричал; в ужасе отирая руку о стену.
– - Что ты делаешь?
– услышал он голос запыхавшейся воспитательницы. Она что-то дожёвывала; затем схватила его, подвела его к умывальнику, решительно повернула рычаг холодной воды и начала грубо смывать со лба и рук кровь.
– - Что ты наделал, я тебя спрашиваю.
– Она сгоряча ударила его рукой по лицу.
– В угол пошёл.
Ваня с радостью побежал в угол. Он прислушался: в ванной собирались все взрослые и бурно обсуждали, что же он наделал.