Адские существа
Шрифт:
— Так ты привел меня сюда, чтобы подразнить? — спросил первый голос.
Второй вампир рассмеялся. — Я помню, каково это было — впервые перевозить кровь. Это сводит с ума, знать, что она так близко, но не видишь ее. Так что вот, теперь ты видишь.
— Спасибо. Хотя теперь я буду сходить с ума, увидев ее и не попробовав. Думаю, мне будет о чем помечтать, когда я буду спать в следующий раз.
— Представь, что ты плаваешь в одном из этих чанов. Думаю, я бы просто умер снова от чистого экстаза, который это бы вызвало.
Вампиры рассмеялись, прежде чем снова выключить свет и снова выйти
Я прерывисто вздохнула, и Магнар осторожно вышел из нашего укрытия. Я последовала за ним, и мы ждали в напряженной тишине несколько долгих минут. Когда рукоять Фурии остыла в моей ладони, мы направились обратно к двери и продолжали двигаться, пока не достигли грузовых ящиков, где были спрятаны наши вещи.
Магнар вытащил ящик из ряда и забрал из него наши рюкзаки, после чего указал мне на место за ним.
За рядами полок было достаточно места, чтобы я смогла проползти и прислониться к стене, скрывшись от посторонних глаз. Он последовал за мной, а затем задвинул ящик на место.
Магнар отодвинулся в угол, устраиваясь поудобнее, насколько это было возможно в ограниченном пространстве. Я села рядом с ним, вытянув ноги перед собой, с улыбкой на губах. Мы только что отравили запасы крови вампиров, и теперь этот поезд был оружием, направлявшимся прямо в сердце их гнезда.
Папа был бы чертовски горд этим.
Моя улыбка сползла, затем исчезла, горе снова укусило меня, и я сжала руки в кулаки, пытаясь сосредоточиться на ощущении, как ногти впиваются в ладони, изо всех сил вытесняя эту боль.
— Не делай этого, — тихо пробормотал Магнар.
Я взглянула на него, с трудом сдерживая слезы, которые жгли мне глаза.
— Чего не делать?
— Твой отец пожертвовал собой, чтобы спасти тебя. Он умер, чтобы ты могла жить. И он действительно умер, дракайна хьярта. Это больно. Это боль проникла так глубоко в тебя, что ты никогда не станешь тем человеком, которым была до того, как познала боль его потери, и так и должно быть. Его любовь к тебе и твоя к нему должна оставить такой глубокий след, что ты никогда по-настоящему не расстанешься с ним. Отрицание твоей боли из-за его потери не уменьшит ее. Ты не должна бороться с ней.
— Если я позволю себе почувствовать ее, я утону в ней, — выдохнула я.
Хотя в этой части поезда не было вампиров, я не хотела рисковать, чтобы кто-то из них заметил наше присутствие. Мы зашли так далеко, и теперь нам оставалось только незаметно покинуть поезд. Я не была уверена, как нам это удастся, но это была проблема завтрашнего дня.
— Этого не случится. Ты сильнее, чем думаешь. Что еще важнее, тебе нужно прочувствовать боль его потери, чтобы снова насладиться воспоминаниями о его жизни. Если ты навсегда позволишь этой агонии захлестнуть тебя, ты потеряешь возможность вспоминать его с любовью и радостью, которые он дарил тебе.
Я судорожно сглотнула, сжав губы в тонкую линию, пытаясь сделать так, как он сказал, пыталась позволить боли просочиться сквозь мою защиту, пытаясь позволить ей овладеть мной.
— Мой отец привязал мою правую руку к боку и целый год заставлял меня пользоваться только левой, — тихо сказал Магнар, его голос было едва слышно из-за низкого грохота поезда.
— Даже когда ты спал? — Спросила я, искоса взглянув на него.
Магнар
— Почему? Конечно, использовать твою доминирующую руку имеет больше смысла, — пробормотала я, и по моей щеке скатилась слеза, которой я позволила упасть, не сдерживая ее.
— Потому что он никогда не хотел, чтобы я был на вторых ролях. Никогда не хотел, чтобы я слишком полагался на что-то одно. Если мое тело должно было стать оружием, то от каждой моей части ожидалось, что она будет действовать с жестокой эффективностью, необходимой для сохранения моей жизни. Как только моя левая рука стала достаточно сильной, я начал тренироваться с правой.
Я поджала губы, пытаясь представить, каково было расти таким, как он, обучаться этому всю свою жизнь вместо того, чтобы прийти к этому из-за горя и отчаянной потребности отомстить.
— Папа водил меня в руины на краю Сферы, — тихо сказала я, борясь с болью от этих воспоминаний и позволяя ему почувствовать их вкус, в обмен на его собственные. — Он знал, что я жаждала свободы больше всего на свете, что я ненавидела быть немногим больше птицы, запертой в клетке. Он не мог предложить мне побег из Сферы, но он предложил мне побег из пут, которые она выстроила вокруг моего разума. Он научил меня лазить по разрушенным зданиям, прыгать между разрушенными крышами и как кувыркаться при падении, чтобы не переломать кости. Только я и он. Вкус свободы, смешанный с адреналином, который ослаблял давящее чувство в моей груди.
Теперь слезы текли ручьем, но я заставила себя отпустить их, почувствовать зияющее место в моем сердце, которое должно было удерживать его так долго, это ноющее, бесконечное горе. Он выбрал бы этот путь для меня, если бы мог, хотел, чтобы я была свободна и могла дать отпор монстрам, которые пытались снова запереть меня в клетке.
Ноющая пустота в груди захлестнула меня, и пропасть в дюйм, разделявшая меня с Магнаром, показалась такой же бесконечной, как мили, отделявшие меня от Монтаны. Это одиночество было голодным, пожирающим, откусывающим от меня кусок за куском и не оставляющим после себя ничего, кроме моих обглоданных костей. Потеря отца была слишком тяжела для меня, реальность передо мной была слишком огромна, чтобы ее покорить, а законы клятвы, связывавшей меня, были слишком похожи на клетку.
Мне нужно было что-нибудь, что уняло бы боль в груди, отвлекло бы меня от темноты моей собственной реальности.
Я прижалась к стене поезда, облокачиваясь спиной к холодному металлу, и упираясь пятками в пол, чтобы зафиксироваться, и посмотрела направо сквозь слезы, застилающие глаза.
Магнар смотрел на меня, и в его золотистых глазах тоже плескалась бездна боли. Он знал эту пустоту, знал эту муку.
Дыхание пространства, разделяющего нас, казалось пропастью, которую невозможно преодолеть, но я все равно переместила свою руку ближе к его руке. Желание отодвинуться снова накатило на меня, когда законы клятвы обрушились на меня, но я боролась с ним, не обращая внимания на боль в мышцах, пока моя рука медленно скользила ближе.