Адский штрафбат
Шрифт:
— Кому воля, а кому и неволя, — мрачно сказал один из солдат.
— Нет, у нас тут Охота, [18] — сказал второй.
— Уж такая тут у нас охота! — рассмеялся третий.
— Всем охотам охота! — поддержал его второй.
— Только непонятно, кто на кого охотится, — добавил первый, он был глубоким пессимистом.
Здание, где располагался штаб бригады СС, они определили сразу. По стоявшим у входа двум пушкам, по торчавшим из окон пулеметам, по суете солдат, сновавших взад-вперед. Они остановились у ворот.
18
Охота — район Варшавы.
— Вольф, Брейтгаупт! Разведать обстановку! — приказал Фрике.
В ворота их пропустили беспрепятственно, но при входе в здание остановили. Дюжий эсэсовец с соломенными кудрями и носом картошкой подпирал косяк высокой двухстворчатой двери. Второй сидел на парапете крыльца и выскребал ложкой жестяную банку консервов. По верху банки шла крупная надпись по-русски: «Свиная тушенка». Эсэсовец перехватил банку, открыв нижнюю строчку. Made in USA, Cincinnati, Ohio. Из этого Юрген понял только одно слово — USA, ему и этого хватило.
Сидевший эсэсовец смачно облизал ложку, поднял глаза на Юргена. Глаза и губы блестели одинаково масляно.
— Куды? — спросил он.
— Der Kommandeur, — коротко ответил Юрген.
— Грицко, доложи, — сказал эсэсовец.
Его товарищ не шевельнулся. Он напряженно всматривался вдаль.
— Серега! — крикнул он, приветственно вздымая руку, и спустился по ступеням крыльца.
Юрген обернулся. В ворота втягивалась небольшая нестройная колонна солдат. Это было пополнение. Полная экипировка, усталые лица с потеками пота, покрытые пылью обмундирование и сапоги. Они проделали долгий марш. Объятия, похлопывания по спине, короткие фразы: припозднились! как тут? два раза по дороге обстреляли, сволочи! Кривошеина убили и Сидоркина.
Из здания вышел офицер, колонна солдат потянулась куда-то вправо вдоль здания. Тот, кого назвали Серегой, задержался у крыльца.
— Есть ли чего-нибудь пошамать? — спросил он.
— Завались, — ответил Грицко, — пойдете на зачистку, наедитесь от пуза.
— На вот пока, перекуси. — Сидевший эсэсовец сунул руку вниз, вынул откуда-то банку консервов, ловко вскрыл ее большим тесаком.
Потянуло запахом специй. Брейтгаупт повел носом. Эсэсовец заметил, понимающе усмехнулся, вновь запустил руку вниз, повторил операцию.
— Держи, фриц, — сказал он, протягивая открытую банку, — мы добрые. — Он широко улыбнулся.
— Американская, — предупредил Юрген.
— Дареному коню в зубы не смотрят, — сказал Брейтгаупт и взял банку.
«Einem geschenkten Gaul sieht man nicht ins Maul.»
Это сказал Брейтгаупт.
— Вкусно, — сказал Брейтгаупт через какое-то время, — попробуй.
Юрген попробовал. Действительно вкусно. Он вычистил оставшуюся половину банки.
— Тут ночью налетели, как вороны, целая стая, сотня, не меньше. И большие, мы таких и не видали, — рассказывал тем временем Грицко. — Думали, бомбить будут, только потом сообразили, что это ж не Германия, что это англичане своим союзникам-полякам помощь прислали.
— Как долетели-то? — сказал Серега.
— А чё? До Берлина и Дрездена долетают, а до Варшавы не могут? Это им как два пальца обоссать. Тут же все близко.
— Долететь дело нехитрое, — рассмеялся сидевший, — а вот улететь!.. Мы тут парочку сбили (наши сбили, уточнил про себя Юрген), теперь уж не сунутся.
— Да и чё летать? — сказал Грицко. — Тут сам черт не разберет, как и куда сбрасывать груз, чтобы он к бандитам попал. Этот прямо к нам на головы свалился, едва отпрыгнуть успели. И чё делать с этой горой металлолома? — Он ткнул пальцем в сторону. Там навалом лежала гора карабинов неизвестного Юргену образца. — У них патрон нестандартный. Да и тех сбросили на час хорошего боя. Тьфу! Всего прибытку — две коробки тушенки.
— Парашютный шелк у них знатный, — добавил сидевший, — портянок нарезали.
— Все одно лучше нашей фланели ничего нет, — отмахнулся Грицко.
— Это точно, — поддержал разговор Серега, — только где ж ее взять?
— На зачистку пойдешь — добудешь, — сказал Грицко.
Непонятная «зачистка» звучала как припев в веселой песне.
— Эй, туда! — крикнул, вскакивая, сидевший до этого эсэсовец.
Юрген обернулся. В ворота, спотыкаясь на каждом шагу, входила группа из десятка немолодых мужчин интеллигентного вида, в пиджаках и галстуках. Один был в шляпе. Она поминутно падала на землю. Мужчина нагибался, поднимал ее и водружал обратно на голову. Остальные были, вероятно, не такими упорными. Они давно потеряли свои шляпы. Они лишь болезненно вздрагивали, когда следующие за ними охранники били их прикладами, а то и дулами ружей в спины и в бока.
— И вы проходите, — сказал Юргену эсэсовец, — третий этаж. Драй этаж, — он показал три пальца.
Когда-то давно, два или даже четыре дня назад, это был госпиталь. Госпиталь какого-то святого. Имя святого, выведенное лепниной над входом, было стерто разрывом артиллерийского снаряда. От госпиталя остался только морг. Он был во внутреннем дворе. Юрген увидел его, когда выглянул в окно. У стены штабелем в несколько рядов лежали тела. Там и тут белели бинты перевязок. Верхний ряд тел алел свежей кровью. Белое и красное. Возможно, убитые не были бунтовщиками. Но они стали ими.
Угол двора был завален разбитыми кроватями. Их, наверное, выбрасывали из окон с верхних этажей. Теперь окна были предусмотрительно закрыты. Сквозь стекла было видно, как внутри двора студенисто подрагивает тяжелый смрадный воздух.
Юрген отвернулся и быстрым шагом направился к двери, возле которой застыл охранник в эсэсовской форме с одним «кубарём» в петлице. Охранник окинул их внимательным взглядом, показал жестом, чтобы они закинули автоматы на спину. Юрген усмехнулся про себя: какие предосторожности! Но автомат закинул и вошел в распахнутую охранником дверь.