Адвокат ангела, или Дважды не воскресают
Шрифт:
– У меня ребенка украли, – дрожащим голосом сказала она. – Я не могу так просто сидеть и ждать! Уже которую ночь не сплю!
– Если вы хотите просто поговорить, прошу вас покинуть приемную, вы отвлекаете меня от работы, – неприязненно сказала секретарь.
– Ты куришь? – вдруг обратилась ко мне девушка. Я поняла, что ей отчаянно нужно выговориться. Когда человек дошел до ручки, ему необходимо, чтобы его выслушали и поняли. Я и сама проходила через это.
– Курю, – ответила я.
– Давай выйдем.
Мы нашли дамский туалет и встали у окна.
– Тебя как зовут? – спросила девушка, пристраиваясь на подоконнике.
– Наталья.
– Меня – Любка. – Она достала из сумки сигареты и протянула одну мне. – Лариска – стерва! Секретарша эта… Все время меня отшивает! Феликс –
Любка погасила окурок и закурила новую сигарету.
– Так мы и жили – как собака с кошкой, но я все терпела ради ребенка. А когда Никитке исполнилось пять лет, Ахмет его украл! Взял его с собой на каникулы, к своим родным, в Дагестан, и исчез. Больше ни его, ни Никитку я не видела. С концами исчезли! – Любка заплакала, вытирая слезы тыльной стороной ладони. – Куда я только не обращалась! Все только руками разводили: ничем помочь не можем. А чего, мол, вы хотели: это у них обычай такой – дети должны жить с отцом. Вы что, не знали мусульманских традиций? На что вы рассчитывали? А что я могла сказать? Ясное дело: дурой была! Но кто же думал, что все так обернется? Я же любила Ахмеда, когда выходила за него, надеялась, что у нас все как у людей будет…
Любка плакала все горше.
– У меня похожая история, – вздохнула я. – Только ребенка моего забрал себе не кавказец, а цивилизованный европеец. Швед! Я с ним развелась, а он оставил ребенка себе. Как игрушку. Законы у них такие гребаные. А русские для них – люди второго сорта.
– Ты уже была у Феликса?
– Сегодня в первый раз пришла.
– Если возможность есть, он поможет. Слушай, мы здесь сидим, а к нему сейчас новый клиент подвалит, или он сам куда-нибудь по делам уедет. Двигаем обратно в приемную. – Любка спрыгнула с подоконника и пошла впереди меня.
В приемной сидела одна секретарша.
– Я спрошу у него и сразу выйду из кабинета, – cказала Любка, обращаясь ко мне.
– Куда вы! Нельзя! – завопила секретарша адвоката. Но было уже поздно, Любка открыла дверь кабинета.
Она быстро вышла оттуда, посмотрела на меня и мотнула головой:
– Новостей
Я растерянно смотрела на нее; хотелось сказать ей что-то утешительное, но мне ничего в голову не приходило.
– Все утрясется, – выдавила я.
Секретарь подняла трубку телефона.
– Феликс Федорович ждет вас, – сказала она мне, поджав губы.
– Я пошла! – кивнула я Любке.
– Удачи!
Я вошла в кабинет и увидела сидевшего за столом мужчину, разговаривавшего по телефону. Он кивнул мне и махнул рукой на стул рядом с его столом.
Мужчина этот был выхолен, ухожен, его короткая стрижка указывала на то, что он недавно был у парикмахера. Красивый темно-синий, явно дорогой костюм сидел на нем как влитой.
Полынников закончил разговаривать и посмотрел на меня. И яркая синева его глаз буквально пронзила меня насквозь. Я сглотнула:
– Я – Рагозина Наталья Александровна. Я вам сегодня звонила… – начала я.
– Я уже это понял. – Он уткнулся в блокнот. – Чем могу быть полезен? – Он взял в руки черную с золотом ручку, словно приготовился застенографировать мои слова.
Я вновь сглотнула:
– Я… мне трудно говорить об этом, и я не знаю, как начать.
Его брови сдвинулись:
– Чай? Кофе?
– Если можно – кофе.
Он позвонил Ларисе и откинулся на стуле. Его взгляд скользил по мне, не задерживаясь. Полынников молчал, я тоже, и это молчание тяготило меня. Я уже подумала, что зря сюда пришла: такой холеный адвокат не будет заниматься моим безнадежным, «утопленным» делом, тем более что заплатить слишком много я ему не смогу. Наверняка Юрка, давая мне телефон Полынникова, имел в виду, что тот поможет мне бесплатно. Но я такую возможность всерьез даже не рассматривала и готовилась в конце разговора задать вопрос о гонораре.
Явилась Лариса. Не глядя на меня, она поставила поднос на стол и спросила:
– Я могу идти?
– Да.
Я взяла с подноса маленькую чашку кофе, опустила в нее пол-ложки сахара и размешала его. Отпив два глотка, я подняла глаза на Полынникова. Он смотрел на меня в упор, и я невольно смутилась.
– Ну как? Теперь вы можете приступить к делу? – спросил он.
Рассказчик из меня получился никудышный. Я делала частые паузы, собираясь с мыслями, потом начинала не с того конца, а важные подробности, напротив, упускала, заменяя их ничего не значащими деталями. Но Полынников, в отличие от меня, ничего не упускал. Он перебивал меня, задавал в нужных местах вопросы, что-то быстро записывал в блокнот, потом откидывался на стуле и, слегка прищурившись, смотрел на меня. Словно прикидывал: всю ли правду я выкладываю ему или нет? А может, мне это только казалось, и, глядя на меня, он думал о чем-то своем, что никак не относилось к моему делу.
Я закончила и отпила еще кофе.
– Все?
– Все, – подтвердила я.
– Дело, конечно, крайне сложное, скрывать или приукрашивать действительность я не стану, – немного помолчав, сказал адвокат.
– Я понимаю, – пробормотала я. Я была готова услышать от него ответ: «Я ничем не могу вам помочь» или: «Рад бы что-то сделать, но – увы!»
– Да, я хотела бы еще спросить вас о гонораре…
– Когда я приму окончательное решение, тогда и поговорим. Я не могу давать ответ с ходу… Давайте сделаем так: я подумаю и перезвоню вам. Оставьте мне ваши телефоны, домашний и мобильный.
Я продиктовала ему свои телефоны. Он их записал и посмотрел на меня, как бы ожидая, что я ему cкажу еще…В глубине его ярко-синих глаз я прочитала легкую настороженность, любопытство и досаду, словно я отняла у него драгоценное время, которое он мог потратить на что-то другое, более важное и существенное. И еще мне показалось, что в его взгляде читалась жалость, смешанная со снисходительностью. Вот уж этого я стерпеть никак не могла! Я качнулась назад, словно меня ударили, и тряхнула головой. Во мне взыграла женская гордость. Я вдруг вспомнила, что я – Наташка Рагозина, по которой в свое время сохли многие парни, что я всегда пользовалась вниманием со стороны мужчин и вертела ими, как хотела. А сейчас на меня смотрят так, словно бросают голодной собачонке косточку! Меня воспринимают не как женщину, а как бедную клиентку, которая пришла о чем-то умолять!