Адвокат Дьявола

Джейд Эшли

Сужаю глаза: — Почему ты угрожаешь моему тера...

— Каин заплатил мне за то, чтобы я оказывал индивидуальную поддержку его падчерице. Однако у него были очень конкретные правила, которые я должен был соблюдать, — затаиваю дыхание, пока терапевт продолжает: — У него возникло нездоровое влечение к ней, и это еще мягко сказано. Моя работа заключалась в том, чтобы убедить Иден, что она не может жить без него, используя ее тревожное расстройство против нее и усугубляя агорафобию.

— И ты согласился на это? — рычит Дэмиен. — Ты хоть понимаешь,

как сильно ты ее испортил?

— У меня не было выбора, — протестует он. — Каин шантажировал вещами, за которые меня бы посадили в тюрьму. Было гораздо проще сделать то, что он хотел, чем возражать. К тому же, после смерти Карен Иден уже смотрела на него так, словно он достал луну с неба, и не потребовалось особых усилий, чтобы она поверила, что Каин — ее рыцарь в сияющих доспехах. Не уверен, что вы курсе ее истории, но девочку нельзя назвать психически устойчивой, поскольку она напичкана препаратами и все время сидит взаперти, практически без общения, внимания или привязанности. Ее мать уже забила гвоздь в крышку гроба своим пренебрежением. Если вы хотите знать мое профессиональное мнение, то, что хотел Каин, было гораздо гуманнее.

— Мне не нужно твое профессиональное мнение, ублюдок, — низко и убийственно рычит Дэмиен. — Я хочу, чтобы ты рассказал мне, что ты с ней сделал.

— Конечно, хорошо. Все было относительно просто. Всякий раз, когда Иден говорила, что хотела бы поправиться настолько, чтобы ходить по магазинам или в кино как другие девочки ее возраста, я говорил, что она, вероятно, не справится, потому что ее так долго держали взаперти. Я также напоминал, что иногда случаются плохие вещи — например, мать погибает в автомобильной аварии, — когда люди выходят на улицу, и что дома безопаснее. Если казалось, что она собиралась возразить, напоминал, что Каин не сможет защитить ее, если она уйдет. Затем предлагал ей вместе со мной открыть входную дверь или дойти до почтового ящика — таким образом, она думала, что делает успехи, но на самом деле лишь становилась более зависимой от него, и ее агорафобия усугублялась.

Голова становится тяжелой, когда он продолжает:

— Если она говорила, что хотела бы иметь друзей, я напоминал, что сделали с ней старые друзья. Как они смеялись и распускали слухи после инцидента с учителем. Или как весь город называл ее шлюхой, и как все хотели, чтобы она ушла. Потом мягко говорил, что Каин никогда не думал о ней в подобном ключе, потому что она ему небезразлична, и он всегда ее защитит. Подчеркивал, что с ним она в безопасности, потому что он единственный человек, на которого она может положиться.

— И она никогда не протестовала? Никогда не спорила?

Нет.

Он смеется: — Ты что, шутишь? Девчонка к тому времени так запуталась и влюбилась в него, что даже не уверен, для чего Каин нанял меня. Дошло до того, что мне даже не нужно было петь ему дифирамбы, настолько крепко он обвел ее вокруг пальца. Ее мир начинается и заканчивается им, именно так, как он хочет, — он вздыхает. — Это печально.

Иден была красивой девушкой. И умной. Она могла бы действительно стать кем-то, если бы не его одержимость ею.

Он говорит так, будто я мертва.

Комната кружится, и в груди что-то сжимается. Возможно, так оно и есть.

— Эй, — окликает Дэмиен, подходя ко мне, его голос мягче, чем когда-либо слышала.

Отворачиваюсь. Не хочу, чтобы Дэмиен был рядом со мной. Никого не хочу видеть. Просто хочу лечь здесь на пол и превратиться в ничто. Закрываю глаза и обнимаю колени, сворачиваясь в клубок. Хочу раствориться в воздухе, как будто меня никогда не существовало... как и хотела мама.

— Я так старалась, — мой голос слабый и надтреснутый. — Я просто хотела, чтобы она любила меня. Почему она не смогла?

— Эта женщина не заслуживала твоей любви, Иден, — он касается моего локтя. — Иногда люди совершают дерьмовые поступки, которые нам не подвластны, и мы оправдываем это, потому что любим их, — его рука обхватывает талию, и он приподнимает меня. — Но это не отражение тебя. Ее проблемы были просто... ее. Тебе необязательно присваивать их себе.

Утыкаюсь лицом в изгиб его шеи, пока он ведет нас к креслу и садится.

В глубине души знаю, что он прав, но не знаю, как разорвать этот круг. Не знаю, как победить прошлое или расстройства и стать самой собой.

Из-за Каина.

Я так сильно хотела, чтобы меня любили, так мучилась от этого, но никогда не стремилась стать чьей-то марионеткой.

Дэмиен был прав. Я жалкая.

Он водит кончиками пальцев вверх и вниз по моему позвоночнику.

— Сейчас тебе чертовски больно, и, возможно, кажется, что жизнь закончилась, но это еще не конец. Собери осколки и сформируй из них то, кем ты хочешь быть. А не то, чего хочет Каин или кто-то еще.

Как я могу стать кем-то другим, если даже не знаю, кем была изначально?

Легко. Я не могу. Не могу начать с нуля, потому что у меня не осталось ничего, что стоило бы восстанавливать.

Мои осколки уродливы. Их используют, ими манипулируют для чьего-то удовольствия.

И не могу притворяться, что тревожных звоночков не было. Каин причинял мне боль столько раз, что сбилась со счета. И каждый раз он ранил все глубже.

Это был лишь вопрос времени, когда я истеку кровью.

— Я ненавижу его.

Ненавижу себя за то, что не оказалась сильнее.

И в кои-то веки осознание не сопровождается приливом любви или слезами.

Потому что больше не осталось слез, которые можно выплакать. Не осталось любви, которую можно подарить. Не осталось сердца, которое можно разбить.

Нет ничего, кроме пустоты.

На самом деле, это не совсем верно. Есть одна эмоция, звучащая громко и отчетливо.

Ярость скручивает изнутри, она настолько сильна, что меня трясет.