Адвокат
Шрифт:
А потом Де Орио поступил по-настоящему мудро. Он обратился к будущим искам. Исключая Лонти Бертон и Девона Харди, в списке числилось пятнадцать человек.
— Если вы признаете свою ответственность, мистер Джейкобс, — молвил судья, — продолжим тему компенсации ущерба. Сколько вы готовы предложить остальным выселенным?
Пошептавшись с Рафтером и Маламудом, Артур ответил:
— Ваша честь, мы исходим из того, что на сегодняшний день эти люди не имеют крыши над головой в течение примерно месяца. Получив по пять тысяч долларов каждый, они смогут найти ее.
— Мало.
— Слишком мало, — уточнил Мордехай. — Я смотрю на проблему глазами жюри. Те же ответчики, то же незаконное действие, тот же состав присяжных. Я легко получу по пятьдесят тысяч на человека.
— А на какую цифру вы согласитесь?
— Двадцать пять тысяч.
— Думаю, — Де Орио повернулся к Артуру, — вам стоит раскошелиться. Разумная сумма.
— Двадцать пять тысяч долларов каждому из пятнадцати? — Под нажимом обеих сторон невозмутимость Артура дала трещину.
— Совершенно верно.
Между представителями «Дрейк энд Суини» вспыхнула тихая, но ожесточенная дискуссия. Было ясно: этот вопрос фирма с адвокатами не обсуждала. Гэнтри взирал на происходящее с абсолютным равнодушием — не о его деньгах шла речь. Положение же моих бывших коллег осложняла «Ривер оукс»: если они не достигнут компромисса с нами, компания тоже предъявит им иск.
— Хорошо, мы заплатим по двадцать пять каждому, — с достоинством объявил Артур, и из сейфов «Дрейк энд Суини» улетучилось еще триста семьдесят пять тысяч.
Мудрость судьи заключалась в том, что ему удалось сломать лед, сделать ответчиков более покладистыми. Под начавшийся шорох банкнот можно будет все уладить.
В прошлом году за вычетом моей зарплаты и премий и с учетом накладных затрат я принес фирме около четырехсот тысяч долларов, которые благополучно поделили между собой компаньоны. А ведь в фирме работали восемьсот таких, как я.
— Джентльмены, перед нами стоят два вопроса. Первый — удовлетворение исковых требований. Второй — выбор дисциплинарных санкций по отношению к мистеру Броку. Проблемы представляются мне взаимосвязанными. Наша встреча подошла к такому моменту, когда я считаю целесообразным переговорить с каждой из сторон с глазу на глаз. Начнем с представителей истца. Мистер Грин, мистер Брок, прошу в мой кабинет.
Через боковую дверь мы прошли в отделанную прекрасными дубовыми панелями небольшую комнату. Судья снял торжественное облачение и попросил секретаршу принести чаю.
Когда она скрылась за дверью, Де Орио обратился к нам:
— Налицо определенный прогресс, джентльмены. Однако, мистер Брок, должен заметить, поданная на вас жалоба — дело серьезное. Вы понимаете — насколько?
— Думаю, да, ваша честь.
Судья хрустнул суставами пальцев и принялся мерить шагами кабинет.
— Лет семь, а может, восемь назад один юрист в округе выкинул подобный трюк. Уволился из фирмы, прихватив кипу разоблачительных материалов, которые таинственным образом оказались потом в другой конторе — той самой, что по невероятному стечению обстоятельств приняла его на хорошую должность. Имя вот только никак не могу вспомнить.
— Маковек. Брэд Маковек, — подсказал я.
— Вот-вот. Знаете, чем все кончилось?
— Его на два года лишили лицензии.
— На то же рассчитывают и они в вашем случае. — Последовал кивок в сторону зала.
— Это невозможно, судья, — вступился за меня Мордехай. — На два года мы никогда не согласимся.
— А на сколько же?
— Максимум на шесть месяцев, и без всякого торга. Слушайте, Де Орио, они перепуганы до смерти, вам это известно. Они в страхе, но мы-то — нет. Чего ради нам тогда мировая? Я предпочту разговаривать с присяжными.
— О присяжных забудьте. — Де Орио остановился и заглянул мне в глаза: — Вы согласны на шесть месяцев?
— Да. Но они должны заплатить.
— Сколько? — обратился судья к Мордехаю.
— Пять миллионов. От жюри я получу больше.
В задумчивости почесывая щеку, судья направился к окну.
— Сдается мне, жюри вам даст именно пять.
— Жюри даст мне двадцать.
— Кому пойдут деньги?
— Это будет настоящий кошмар, — признался Мордехай.
— Сколько составит ваш гонорар?
— Двадцать процентов, половина отправится на счета фонда, в Нью-Йорк.
Де Орио возобновил хождение по кабинету.
— Шести месяцев мало.
— Это единственный ответ, который мы можем дать, — отрезал Мордехай.
— Хорошо. Теперь мне нужно переговорить с ними.
Наша беседа с Де Орио длилась не более пятнадцати минут, противник провел в кабинете у судьи по крайней мере час. Речь, естественно, шла о деньгах.
Мы с Мордехаем пили кока-колу в вестибюле, мимо нас в погоне за клиентами и справедливостью проносились озабоченные адвокаты. Кое с кем Мордехай обменялся приветствиями, я знакомых не приметил. Юристам крупной фирмы в здании суда просто нечего делать.
Служитель пригласил нас в зал. У Де Орио был утомленный вид, представители «Дрейк энд Суини» и вовсе выглядели изможденными. Мы заняли свои места.
— Мистер Грин, я только что закончил разговор с адвокатами ответчиков, — оповестил судья. — Вот их последнее предложение: три миллиона долларов и дисквалификация на год.
Не успев толком устроиться в кресле, Мордехай вскочил:
— В таком случае мы потеряли время попусту. — Он подхватил кейс и устремился к выходу, я — за ним. — Извините, судья, у нас есть и другие дела, — бросил Мордехай на прощание.
— Вы вправе заняться ими, — устало ответил Де Орио.
Глава 38
Я открывал дверцу машины, когда запищал мобильный телефон. Звонил Де Орио.
— Хорошо, судья, мы будем через пять минут, — ответил я.
Узнав о звонке судьи, Мордехай расхохотался. Он заставил меня зайти в туалетную комнату на первом этаже суда — помыть руки. Подчеркнуто медленно мы поднялись на второй этаж. Грину хотелось помучить их ожиданием.
Войдя в зал, я обратил внимание на Джека Боллинга, адвоката «Ривер оукс». Пиджак его висел на спинке кресла, а сам он с закатанными рукавами в раздражении удалялся от сидевших у противоположного конца стола юристов «Дрейк энд Суини». До рукоприкладства дело, похоже, не дошло, но выглядел Боллинг угрожающе.