Аэроторпеды возвращаются назад
Шрифт:
Дики, это же ужас, — растерянно повторял Джонни, — они застрелили людей, которые ничего преступного не замышляли… Это же дикари… Разве ты сам этого не понимаешь?.
Дик отдал газету Уолтерсу.
Я не знаю, Джонни. А главное, уж прости, я сейчас очень тороплюсь. Меня вызвал в лабораторию профессор Ренуар. Так что поговорим позже.
Он зашел к Альберту Райволе, невысокому худощавому финну, одному из ближайших помощников профессора, и вместе с ним направился в центральную лабораторию.
Это было большое, хорошо освещенное помещение. Профессор Ренуар встретил их с озабоченным лицом:
Райвола, вы мне очень нужны. А вы, Гордон, садитесь
Вместе с Райволой, что-то говоря ему на ходу, профессор подошел к большому столу, на котором лежала странная модель. Дик мог хорошо ее разглядеть. Модель напоминала уродливый самолет — практически лишенный крыльев, короткий и широкий. Самолет был не пассажирским, так как в фюзеляже не было ни люков, ни иллюминаторов. И не военным, потому что у модели отсутствовала кабина пилота. Дик с интересом посматривал на модель, пока его не позвал профессор:
Подойдите сюда, Гордон.
Райвола отошел к сложному аппарату, похожему на радиопередатчик. Он остановился там, словно ожидая приказаний.
Знаете ли вы, Гордон, что это такое? — спросил профессор Ренуар. — Не напоминает вам что-либо эта крошка?
Какой-то специальный самолет… Самолет с механическим управлением, — неуверенно произнес Дик.
В принципе верно. Но что это за самолет и чем именно отличается он от других известных вам типов самолетов? Не знаете?. Райвола, включите ток!
Что-то затрещало, в воздухе запахло озоном. Голубоватые длинные искры сорвались с аппарата, которым управлял Райвола. Только теперь Гордон заметил, что модель неизвестного самолета была соединена тоненькой проволочкой с другим проводом, который проходил над столом. Профессор Ренуар поднял модель и закрепил ее так, что она осталась висеть на проволочке над столом.
Прямо вперед, Райвола, — приказал профессор.
Голубоватые искры затрещали сильнее. Резкий запах озона наполнил комнату. И пропеллер модели начал вращаться — вначале медленно, после все быстрее и быстрее. Через несколько секунд модель качнулась и поплыла в воздухе, поддерживаемая проволочкой. Дик Гордон восторженно следил за ней.
Начинаем маневрировать, Райвола! — сказал профессор.
Райвола что-то делал у аппарата. Менялся тон треска искр, модель поворачивала вправо, влево, чуть заметно двигая плоскостями.
Стоп! — раздалась резкая команда.
Все смолкло. Не было больше искр, модель остановилась и неподвижно повисла на проволочке. Райвола отошел от аппарата управления. Профессор повернулся к Гордону:
Ну-с, что скажете?
Очень интересно, — ответил Дик. — Впервые вижу модель самолета, которой управляют на расстоянии.
И все же вы немного ошибаетесь, потому что это не самолет. Это — аэроторпеда. Она начинена…
Он не закончил. Громко зазвонил телефон. Райвола снял трубку, прислушался.
Вас вызывает министр, профессор, — сказал он.
Профессор Ренуар четкими спокойными шагами подошел к телефону. Дик услышал:
Да, это я. Нет, еще не знаю. Ага. Пять? Да, конечно, количество не имеет значения. Да. Замечательно. Нет, еще не получил. Одну минутку, простите…
Он повернулся к Дику и Райволе и спросил:
Не было пакета из министерства? Нет?
Затем обратился к телефонному собеседнику:
Хорошо. Жду. Через час приеду к вам. Всего хорошего!
Профессор положил трубку.
Опыты прекращаем. Точнее, прекращаем здесь, — он обвел широким движением руки лабораторию, — и переносим в другое, менее ограниченное пространство.
Он чуть помедлил, глядя на обоих ассистентов, едва заметно улыбнулся и закончил:
Пришло время испытать практически все, что мы до сих пор испытывали лабораторно. Жаль, Гордон, не успел хорошенько ознакомить вас с аэроторпедами. Однако — вы получите теперь возможность познакомиться не с моделями, а с настоящими аппаратами. Эта модель не намного совершеннее торпед нашего серийного производства. Думаю, тем интереснее будет для вас, верно ведь?. Относительно вас, Райвола — оставим дальнейшие попытки усовершенствовать механизм; надеюсь, нам хватит и этого, да сейчас уже и нет времени что-либо менять в серийном производстве.
Они вышли из лаборатории. Профессор Ренуар быстро направился в свой кабинет. Райвола спросил Дика:
Вам что-нибудь известно?
Насколько я понимаю, речь идет о последствиях гибели этих туристов. И чего их потянуло бежать?. Помните, профессор в телефонном разговоре назвал цифру пять? Именно столько туристов погибли на Черном море.
Райвола довольно склонил голову:
Да… Я читал об этом. Значит — вот где зарыта собака? Ну что ж, посмотрим, как оно повернется. Я совсем не против того, чтобы испытать на практике кое-какие наши изобретения.
Они попрощались, и снова Дик, возвращаясь к себе, повстречал Джонни Уолтерса. Очевидно, Джонни немного успокоился и теперь беззаботно курил свою неизменную трубку, выпуская клубы дыма. Дик Гордон, напротив, утратил обычную выдержку. Он посмотрел в глаза изумленному Джонни и сказал:
Сынок, начинается серьезная игра.
А именно?
В воздухе пахнет войной.
Профессор-генерал Морис Ренуар
И действительно, события разворачивались с чрезвычайной быстротой. Уже на следующий день после того, как телеграф принес сообщение о гибели пяти иностранных туристов на Черном море, все газеты были переполнены статьями и призывами к защите прав свободного человека от варваров-большевиков. В отношении способов такой защиты газеты расходились во мнениях. Часть их настаивала на ультимативной ноте в адрес советского правительства с требованием немедленно предоставить зарубежным туристам право свободно пересекать все границы Союза без формальных ограничений, по принципу экстерриториальности. Другие требовали прежде всего денежной компенсации в достаточно крупном размере. Третьи попросту призывали к оружию, доказывая, что давно пора бросить всякие разговоры с большевиками и перейти на единственно допустимый язык — язык пушек и снарядов.
Так писали почти все газеты капиталистического мира. Коммунистические газеты, раскрывая истинное положение дел, напоминали о том, что Советский Союз — независимая страна, которую в первую очередь необходимо уважать, как любую другую: ведь Советский Союз, как и Великосаксия, и Швабия, и Остерия, — никому не позволит пренебрегать своими законами.
В тот же день состоялось срочное совещание представителей заинтересованных государств — Великосаксии, Швабии и Остерии: граждане именно этих стран погибли во время трагического происшествия на Черном море. Три часа спустя на совещании было принято категорическое постановление, которое тотчас же по телеграфу передали в Москву. В постановлении говорилось: