Афера в каменных джунглях
Шрифт:
– Да, мы с мамой тут живем, – кивнула моя собеседница все так же взволнованно. – Только… только боюсь, вы поговорить с ней не сможете. Я думала, это «Скорая помощь» приехала, я минут двадцать назад вызывала.
– Что-то случилось с вашей мамой? – уточнила я. Девушка кивнула.
– Сразу видно, что вы ничего не знаете… – проговорила она обреченным голосом. – Я теперь каждый день «Скорую» вызываю, раньше приступы реже были. А теперь вот каждый день, в больницу ее не кладут, отказываются. А я не знаю, что мне делать и как помочь. Сильнодействующие обезболивающие на дом не выдают, а «Скорая» приезжает не часто…
Теперь я явственно расслышала, что из глубины квартиры доносятся мучительные стоны. Похоже, Маргарита Костина страдает каким-то тяжелым заболеванием. Ничего на ум, кроме раковой опухоли, мне не пришло.
– А… простите, у вашей мамы – что с ней? – постаралась я спросить как можно деликатнее. Девушка мотнула головой и проговорила:
– Вы проходите, на ночь глядя я же не стану вас заставлять на улицу идти. Точнее, да, сейчас не время разговаривать с мамой, но… если у вас какое-то срочное дело, то… может, я смогу помочь? Все равно «Скорую помощь» ждать, а раз уж вы тут…
Я поняла, что девушке страшно находиться одной в этой комнате, где страдает ее больная мать. Я поблагодарила за приглашение и вошла в узкий, полутемный коридор. Несмотря на то что горела лампа, толку от нее было мало, то ли мощность была маленькая, то ли абажур запылился. Девушка пригласила меня пройти на кухню.
– Я уже все обезболивающие дала ей, укол сделала, – прошептала она. – Ничего не помогает. Врач сильный препарат вколет, может, ночь пройдет спокойно. Скорее бы уже они приехали…
Я уселась на табурет, оглядела маленькую, незатейливую кухню. Несмотря на то что район, где проживала Маргарита Костина, считался центральным и престижным, я бы не сказала, что обитатели пятьдесят девятой квартиры были богатыми или хотя бы состоятельными. Ремонт здесь давно не проводился, полы хоть и чистые, но покрыты старым линолеумом, обои тоже не мешало бы поменять. Обычная планировка – газовая плита, стол для приготовления пищи, раковина. Наверху – кухонные шкафчики для посуды, рядом с плитой стоит мультиварка, а посередине кухни – большой прямоугольный стол. Единственное, что здесь можно считать относительно новым, так это большой белый холодильник, украшенный магнитами и наклейками. На холодильнике – маленький телевизор, наверно, Маргарита Костина любила смотреть передачи и фильмы не с экрана монитора, а «по старинке».
Девушка села на табурет напротив меня, положила локти на стол и обхватила руками голову. Я вспомнила, что так и не представилась, да и имени девушки не знаю.
– Меня зовут Таня, – сказала я. – А как к вам обращаться?
– Наташа, – ответила девушка. – Вы, наверно, у мамы торт хотели заказать, да? Она же раньше подрабатывала так, дома на заказ такие красивые делала… Некоторые рецепты сама придумывала, я ей украшать их помогала… Так и было, пока это все не случилось.
– Что приключилось с вашей мамой? – участливо спросила я. Девушка пожала плечами.
– Рак желудка. Непонятно почему, непонятно отчего… Вначале думали, что гастрит, или язва, началось все с тошноты и болей. Маму часто стало рвать после еды. Она жаловалась, что поест даже немного, и возникает ощущение переполнения, тяжесть. Я ей ферменты в аптеке купила, но они не помогали. Я-то думала, что это от еды – ну она же кондитером была, а когда готовишь, надо постоянно пробовать, что получается. Мама торт на заказ готовила, сложный он был, вот я сначала решила, что она отравилась, но, когда отравление не проходило неделю и больше, мы с ней беспокоиться стали. Врачи диагностировали язву, может, вначале так и было, но потом все хуже стало. Мама очень резко похудела, вообще едва ли не в два раза, не могла выходить на работу. Только после обследования повторного ей рак поставили, метастазы распространяться стали, и теперь ей вряд ли что-то поможет. Только и остается врачей ждать, чтобы сильнодействующий укол сделали. Говорят, что рак дал метастазы в поджелудочную железу и печень, а с таким диагнозом больные редко проживают хотя бы два года. Я понимаю, что маму не спасти, но не могу поверить, что скоро ее не станет.
Девушка закрыла лицо руками и тихо заплакала. Ее сдавленные рыдания перемежались с глухими стонами, которые раздавались из дальней комнаты, и я почувствовала себя абсолютно беспомощной и неспособной что-либо сделать. Я подошла к несчастной девушке и стала осторожно гладить ее по голове, ощущая под руками спутанные, нерасчесанные волосы. Наташа не выражала ни недовольства, ни других эмоций – может, она просто не понимала, что происходит, целиком погруженная в свое горе. Раздался звонок в дверь – я пошла открывать. Приехала «Скорая помощь» – две женщины лет сорока-пятидесяти в синей униформе. Одна держала в руках чемоданчик с препаратами и медицинским оборудованием, другая – сумочку с лекарствами.
– Наташа! – позвала я девушку. – Врачи приехали, сможете проводить их к больной?
Девушка вышла в коридор, тихо поздоровалась с медиками. Глаза у нее были красные, лицо, напротив, бледное, осунувшееся. Выглядела она, как будто сама болеет какой-то тяжелой болезнью. Наташа коротко поблагодарила меня и повела врачей в комнату своей матери. Я тихо прошла за ними.
Конечно, в жизни мне доводилось многое повидать, однако сейчас даже я растерялась от открывшейся передо мной картины. В небольшой комнате, немногим больше кухни, на кровати со скомканным одеялом лежала сухая, изможденная болезнью женщина. Если б я не знала, что Маргарите Костиной сорок три года, то подумала бы, что этой несчастной по меньшей мере больше шестидесяти. Абсолютно бледное, восковое лицо с заостренными чертами, выбритый череп – видимо, следы химиотерапии, тонкие пальцы, напоминающие лапки насекомого… Но сильнее потрясала не внешность больной, а выражение ее лица – безысходное страдание, бесконечные муки, которым нет конца, а сквозь сдавленные губы прорывались глухие, нечеловеческие стоны.
Врач, что постарше, подошла к кровати, деловито достала шприц, иглу и ампулу. Привычным движением набрала препарат, без лишних слов сделала инъекцию. Ее напарница молча подавала необходимые ампулы, и так же, без лишних слов, забирала использованные. Создавалось впечатление, что эти врачи прекрасно знают больную, поэтому заранее приготовили необходимые препараты.
Наташа тоже стояла молча, наблюдая за отточенными действиями врачей. Я поняла, что больше мне тут делать нечего, и молча покинула комнату. Никто на это не обратил внимания.
Уже вернувшись домой, я снова набрала номер агентства «Эллада», ни на что не надеясь, скорее машинально, – я же решила, что поздно вечером никакой офис работать не может, и не важно, настоящий он или липовый. Скорее я ожидала застать владельца номера врасплох – может, кто-то все-таки возьмет трубку? Естественно, меня ожидало разочарование. Я прослушала несколько длинных унылых гудков и отключила связь.
Усевшись за стол, я включила компьютер и несколько минут просидела, бестолково уставившись в экран. Итак, что я выяснила за сегодняшний день? Только то, что агентства «Эллада» никогда не существовало, а Маргарита Костина – чей-то псевдоним. Я спрашивала Веру, как выглядит риелтор, однако женщина описала аферистку весьма туманно. Кроме ее примерного возраста я знала, что Маргарита Костина была одета в клетчатое пальто, зеленую шапку и ярко красила губы в бордовый цвет. Под это описание мог подходить кто угодно – наверно, если я оденусь соответствующим образом и воспользуюсь именно такой помадой, Вера подумает, что я и есть тот самый риелтор.