Аферист Его Высочества
Шрифт:
– Но никто из нас никогда не занимался «громким делом», – услышал Давыдовский продолжение разговора и понял, что речь идет о краже картины из особняка Шпейера.
– Ты имеешь в виду кражу со взломом? – уточнил подзабытую уже феню Дологоруков.
– Ну да. Ни «громкой», ни выемкой никто из нас не занимался, – словно бы размышляя вслух, сказал Алексей Васильевич. – Может, зайти и прижать его как следует? И тогда он отдаст картину?
– А если не отдаст?
– Мы его так прижмем, что отдаст, – сказал Огонь-Догановский. Правда, не очень уверенно.
– Ты что, станешь его пытать? Гвозди под ногти загонять, палками по почкам бить? – посмотрел
– Думаю, до этого не дойдет, – отозвался на реплику шефа Огонь-Догановский.
– А зачем ему была нужна картина? – спросил Давыдовский.
– Во-от, – протянул Долгоруков. – Очень интересный вопрос. И на него есть несколько ответов.
– Например? – спросил Огонь-Догановский.
– Да вы их сами знаете, – сказал Сева. – Первый ответ, и самый простой – чтобы повесить ее у себя в гостиной. Может такое быть? – Всеволод Аркадьевич обвел взглядом собеседников и сам же ответил: – Может. Шпейер всегда отличался отменным вкусом и тягой к дорогим вещам… Второй ответ таков: для того, чтобы ее продать. Денежку за картину Тициана можно получить очень хорошую, а Шпейеру надобно содержать себя, слуг, домочадцев, и главное – такой вот особняк. На это тратятся весьма значительные средства, поверьте мне. И возможно, картина уже продана…
– Чур его, чур, – отмахнулся от такого предположения «старик» Огонь-Догановский.
– Надо полагать, картина пока находится у него, – произнес Давыдовский. – А эти визитеры, что к нему ходят, суть потенциальные покупатели или их представители.
– Скорее всего так, – согласился с Павлом Ивановичем Сева. – А это значит, что «Портрет Карла V» еще в особняке. И не под семью печатями, ибо покупатель обязательно должен осмотреть товар. Пощупать, так сказать. Прицениться. И картина либо висит на стене библиотеки или кабинета, либо лежит в несгораемом сейфе…
– А третий ответ? – спросил Огонь-Догановский.
– А третий ответ такой: Шпейер был осведомлен о желании Лихачева продать картину великому князю Михаилу Николаевичу, по цепочке Постников – Войцеховский – Шпейер, и сам решил продать картину Его Императорскому Высочеству. Или скорее тому, кто за нее больше даст. А заодно и утереть нам всем нос.
– В таком случае картина опять-таки находится в его особняке, – заметил Огонь-Догановский.
– Да, наверное. И это нахождение – ненадолго. Скорее всего наличие такого количества визитеров говорит о том, что насчет картины вовсю ведутся переговоры, начавшиеся не вчера. Так что, – Сева на мгновение задумался, – мы имеем семьдесят шансов из ста, что картина в особняке. И сто шансов из ста, что эти переговоры весьма скоро закончатся и картина найдет нового хозяина. После чего нам придется туго…
– Стало быть, нам надо торопиться? – спросил Давыдовский.
– Да, – коротко ответил Долгоруков.
– Так значит, все-таки «громкое»? – спросил Огонь-Догановский.
– Думаю, да, – кивнул Сева.
– И кто?
– А кто у нас вырос на улице и наверняка не брезговал кражами? – посмотрел на «старика» Всеволод Аркадьевич.
– Ленчик?
– Леонид, – утвердительно ответил Долгоруков.
Ежели днем Париж деловит и тороплив, то вечером тих и неспешен. И на первый взгляд даже несколько уныл: музеи и магазины закрыты, экипажи на улицах редки, прохожих мало, и они молчаливы. Но на самом деле это только на первый взгляд кажется так. Если же заглянуть в окна частных квартир, гостиничных номеров и меблирашек, то можно увидеть жизнь кипящую и бурную, будуарно-постельную, если хотите, и интимную, поскольку вечерние часы посвящаются парижанами любовным интрижкам и утехам. Ну, это когда служба закончена, а идти домой рано и нет никакого желания.
В отличие от крепкой развеселой девицы-Москвы или холодной и расчетливой дамы-Петербурга, – Париж в вечерние часы стряхивает с себя груз забот, отдыхает от дневных треволнений и приводит себя в праздничный вид. Люди ночью в Москве спят, в Санкт-Петербурге танцуют, сплетничают или раскладывают марьяж в гостиных, в Париже – живут на улицах. Река Сена полна лодок с веселыми людьми, летние кафе забиты молодыми парочками, целующимися прямо на людях, экипажей и колясок – не счесть! Словом, Париж ночью живет не менее насыщенной жизнью, нежели днем, но более приятной и радостной.
Ночная жизнь началась и у команды Севы Долгорукова. Разместившись близ особняка Шпейера в самом темном месте, дабы не быть замеченными с улицы, они выжидали, когда в окнах дома погаснет последний луч света. Затем, выждав час, Сева кивнул Ленчику, и тот легкой невидимой тенью скользнул к забору усадьбы. Все инструкции им были получены; что искать, он знал – «картину с изображением худощавого мужика со шкиперской бородой и в латах, смотрящего вдаль», так что далее тянуть с «выемкой» картины не было никакого смысла.
В мгновение ока Ленчик перемахнул через забор и скрылся в саду, – особняк Шпейера, как и многие парижские дома, стоял в глубине усадьбы.
Африканыч тихонько выдохнул, Давыдовский неотрывно смотрел на то место, где Ленчик только что перемахнул через забор, а Огонь-Давыдовский машинально перекрестился. В общем-то, Ленька сейчас шел на свершение благого дела, отчего крестное знамение ничуть не являлось лишним и кощунственным.
Сева, в отличие от друзей, признаков волнения не выказывал, хотя на душе у него скребли кошки. Мало того, что он послал на дело (да и какое – кражу!) самого молодого из них, а стало быть, и самого неопытного, так еще в случае неуспеха Ленчику светила тюрьма – по крайней мере, за вторжение в чужое жилище. Даже если он не будет схвачен с поличным, – полгода нахождения на нарах в случае поимки ему будут обеспечены…
Ленчик тем временем кошачьей поступью добрался до стен особняка. Он не попытался открыть парадные двери. Чай, не дурак – напарываться на бодрствующего сторожа. Не стал искать черного хода, который непременно будет закрыт изнутри. Он тихонько стал обходить особняк по периметру, обращая внимание на окна. Раскрытых покуда не попадалось…
Опыт краж у Ленчика имелся. Правда, небольшой, поскольку у парня наличествовали иные таланты, кроме бесшумного высаживания окон и выгребания добра из комодов и сундуков в припасенный баул. Когда парень только просился в команду Севы Долгорукова, он скрыл такой факт из своей биографии, поскольку чувствовал в них людей иного масштаба, нежели колченогий Митяй с Бабаем или Вася-Ферт. И вот теперь давнишний опыт мог пригодиться…
Наконец он заметил приоткрытое окно. Ленчик немного постоял возле него, прислушиваясь, затем шире отворил створку. В комнате было тихо. Ленька неслышно подтянулся на руках и закинул ногу. Опершись о колено, поставил вторую ногу на подоконник и замер. Было по-прежнему тихо. Одним ловким движением он спрыгнул с подоконника на пол и огляделся. Когда глаза привыкли к комнатной темноте, он заметил, что находится на кухне. Верно, кухарка, проветривая ее, забыла прикрыть окна. Или не посчитала нужным, – какая разница!