Афганская ловушка

Брылев Олег

В-пятых, даже будучи уже осведомлен о заговоре и попытке покушения на него 11 сентября, а затем чудом спасшись от смерти 14-го (о том ниже), он, по крайней мере, проявил определенную выдержку и ответные меры в отношении Тараки предпринял лишь на основании решений состоявшегося 16.09 пленума ЦК НДПА и Ревсовета страны. Кстати, и без зениток никто не помешал бы ему провести эти решения накануне прилета Тараки, так как, еще раз подчеркну, вся реальная власть уже была сосредоточена в его руках. Но он этого не сделал по той простой причине, что еще не был спровоцирован. Да и вряд ли хотел. Лишь оказавшись перед фактом, когда решался вопрос «кто кого», вынужденно, только вынужденно пошел на крайние меры, да и то заручившись поддержкой высших органов

коллегиальной власти. Он однозначно действовал с оглядкой на СССР, и беспричинно по ситуации на 11.09 пойти на устранение Тараки не посмел бы… В отличие от него Тараки внаглую и подло шел на спланированное в Москве убийство соратника. Следовательно, Хафизулла был гораздо честнее и порядочнее своего «учителя».

В-шестых, в сов. секретной Записке «Об обстановке в Афганистане…», подписанной Андроповым и Громыко и представленной на заседании Политбюро 31 октября 1979 года, невзирая на чрезмерное количество обвинений в адрес Амина, о том ни слова. Представим, каким мощным аргументом это могло явиться, случись оно на самом деле. Ее авторы — люди были исключительно информированные и ушлые, а потому смогли позволить себе кое-что в ней скрыть, но только не компромат на обреченного Хафизуллу. Значит, чего не было, того не было.

И, наконец, в-седьмых… Скорее всего, «зенитная версия», неуклюжая и лживая, как и некоторые другие описания об обстановке в Афганистане тех дней, была наспех придумана для отвода глаз от истинных событий, связанных с охотой на Амина.

Практически во всех источниках сообщается, что Амина предупредил об опасности верный ему С. Тарун. Это может быть заблуждением, так как окончательный план устранения Амина группой снайперов и гранатометчиков созрел у Сарвари в отсутствие Таруна, находящегося в Гаване, о чем Тарун попросту не мог знать вплоть до возвращения в Кабул. Версия, что Тараки мог проговориться уже в самолете, критики не выдерживает, так как вряд ли бы он это сделал. Да и Тарун выйти на связь с Амином в полете практически не мог. Если накануне в Москве и могли быть его какие-то телефонные переговоры с Кабулом, то они наверняка контролировались «прослушкой» сноудэнов из КГБ.

Скорее всего, прав автор «Трагедии Афганистана» Р. Анвар, за два с половиной года тюремного заключения в Пули-Черхи (1980–1983) накопивший для ее написания обильную информацию от сокамерников — бывших аминовских министров, приближенных и членов семьи Хафизуллы.

По его данным, Тарун действительно сделает это, но только в другом случае, через два дня. А о подготавливавшемся покушении 11.09 Амина предупредит заместитель начальника КАМ Сарвари и его же родной племянник Акбари. Акбари по приказу своего дяди, уж никак не ожидавшего подобного предательства от ближайшего родственника, должен был отвечать за подготовку снайперов и гранатометчиков для «стрельбы по быстро двигающемуся автомобилю».

Этот факт косвенно подтверждается тем, что именно Акбари будет назначен Амином начальником КАМ буквально сразу же вслед за приказом об аресте Сарвари.

Уважаемый мною генерал Александр Ляховский в книге «Трагедия и доблесть Афгана» (один экземпляр ее он подарил мне еще в далеком 1995-м) напишет: «Советские руководители сначала хотели направить для охраны Генсека НДПА «мусульманский батальон». Майору Халбаеву 10 сентября поставили задачу сдать все документы… выдвинуться на ташкентский аэродром, там личному составу переодеться в афганскую форму и вылететь в Кабул… (Не в Баграм, а сразу в Кабул — слишком высоки были ставки! — Прим. авт.) Однако… последовала команда отставить. Ю. Андропову якобы удалось убедить тогда Л.И. Брежнева и Н.М. Тараки, что направлять батальон нет необходимости, так как Х. Амин будет уже в ближайшее время нейтрализован…»

Достоверность факта подтверждается хотя бы тем, что колонна «ГАЗ-66» батальона уже втягивалась в ворота аэродрома, когда была остановлена будущим руководителем штурма

дворца Амина полковником Колесником В.В. и возвращена на базу. Однако, как будет потом рассказывать Хабиб Таджибекович и другие причастные из ВДВ, команда «Отбой!» в тот день общей готовности не отменяла.

Итак, во-первых, ясно, что Андропов уже действовал с ведома Брежнева, который и «дал добро» на уничтожение одного из лидеров соседней страны. Во-вторых, доводы и аргументы шефа КГБ оказались настолько весомыми и убедительными для Генсека, что он вынужден был с ними согласиться вопреки собственным, как оказалось позже, более предусмотрительным намерениям. Поверил им и Тараки.

В-третьих, можно только представить, на каких гарантиях своих людей в Кабуле (или еще кого-то?) зиждилась исключительная уверенность Андропова — переубеждал-то он самого Брежнева!

А. Ляховский продолжает: «Однако акция по устранению Амина провалилась, он поехал на аэродром встречать «учителя» по другой дороге, благополучно миновав устроенную для него засаду… Поэтому по прибытии в Кабул Н. Тараки увидел среди встречающих своего преемника…»

Добавлю, что в момент появления Тараки из самолета, по свидетельству очевидцев, он растерялся. Сильно побледнев, встревоженно начал высматривать среди встречавших своих ближайших соратников, причастных к заговору. Амин, перехватив его взгляд, усмехнулся — с ними пока все в порядке.

Если бы «акция» 11 сентября, а затем и 14-го удалась, то, возможно, и все дальнейшее пошло бы по иному руслу. Но все равно с таким же конечным результатом, как к 1989 году.

Дальше события развивались стремительно. Прибыв в свою резиденцию, Тараки сразу же встретился с заговорщиками. Он сообщил им, что в соответствии с рекомендациями советских товарищей сегодня же предложит Амину пост посла. А если тот заартачится — заставит его. Тараки при этом явно утратил чувство реальности.

Вот здесь как раз и начал играть свою роль С. Тарун, сообщив Амину замысел оппонентов. Тот решил упредить события. Заготовив приказ об увольнении «четверки», он явился вечером к Тараки, который лишь мельком взглянув на документ, начал произносить заранее приготовленную речь. Смысл ее сводился к тому, что в сложившейся в стране и партии ситуации Амину следовало бы ненадолго уехать послом за границу, а по мере ее улучшения его вызовут обратно. Если верить Р. Анвару, Амин не позволил Тараки продолжать и закричал: «Это вы должны уйти! Из-за пьянства и возраста вы выжили из ума!» Вскочив, он быстро ушел. Амин в любой момент мог занять главный пост, а ему предлагают уехать из страны!

По возвращении домой он тут же позвонил Тараки и добавил: «Если вы не уволите этих четырех и не передадите их мне сейчас же, начиная с этого момента я не подчинюсь ни единому вашему приказу!»

В течение двух суток шли лихорадочные консультации Тараки со своими соратниками и советской «четверкой» в составе посла А. Пузанова, Главкома Сухопутных войск генерала армии И. Павловского, главного военного советника генерал-лейтенанта Л. Горелова, генерал-лейтенанта КГБ Б. Иванова.

Борьба между двумя лидерами НДПА вступила в завершающий этап.

* * *

В это время Сарвари предложил еще один вариант устранения Амина — пригласить его на обед 13.09 с участием всей «банды четырех» (афганской, конечно) якобы с целью примирения и просто застрелить, как только тот появится. Однако Сарвари вновь ввел в курс дела своего заместителя Акбари, который тут же предупредил Амина. Эту же информацию передал Хафизулле и Тарун. Амин отклонил приглашение на обед, заявив, что предпочитает услышать указ об их увольнении до обеда.

Тогда у Сарвари и созреет план с вовлечением советского посла якобы в качестве миротворца, а фактически — «подсадной утки». Заговорщики были уверены, что на такую встречу Амин согласится, к Тараки придет, где и будет ликвидирован. На этот раз почти все сработает, хотя верный Тарун вновь предупредит его, что «готовится что-то скверное».