Афганский кегельбан
Шрифт:
Только здесь, при солнечном свете, Тараниха увидела Юркин фингал под глазом и ссадину на скуле.
— Да так, — грустно улыбнулся Таран, — споткнулся, упал…
УЧИТЕЛЬ И УЧЕНИК
— А ты постарел, Сережа! — заметил профессор Баринов, поглядев на Сорокина, который сидел перед ним, накрепко зафиксированный в кресле, похожем на зубоврачебное.
— Что делать, — усмехнулся экс-полковник, — вы тоже не помолодели, Сергей Сергеевич. Время над всеми властно.
— Это ты прав, конечно. Как ты думаешь, о чем мне хочется с тобой побеседовать?
— Ума не приложу, господин генерал. Мне лично ни о чем с вами беседовать не хочется. Слишком
— Ну, как видишь, иногда есть возможность и повстречаться. Хотя допускаю, что ты этой встречи не очень желал.
— Вот тут вы не правы, Сергей Сергеевич. Иногда даже очень хотел встретиться. Только немного по-иному…
— Ну да, понятно. Тебе бы хотелось, чтоб я находился на твоем теперешнем месте, а ты — на моем.
— Не буду скрывать, что такой расклад меня бы устроил. Но вообще-то, иногда что-то сдвигалось в мозгах, и мне очень хотелось побеседовать с вами по-человечески. Примерно так, как мы когда-то беседовали. В период до заброски.
— Я бы не отказался от такого общения, но теперь, увы, все серьезно изменилось. Но темы для беседы все-таки остались.
— Вряд ли я чем-то могу вам помочь. Наверно, даже ваш оператор ГВЭП, который пытался работать на режиме «С», уже убедился, что из моей головы ничего не удастся вытащить. Старательный парень, аккуратный, даже жалко стало, что я ему челюсть в двух местах сломал… Вообще, Сергей Сергеевич, должен поздравить вас с тем, каких вы себе ребят подобрали. Особенно этот, маломерок седенький. Вот уж от кого не ожидал такой прыти! Если б не он, то всех этих молодцов вам хоронить пришлось бы.
— Догадываюсь, ты слов на ветер не бросаешь… Хотя, вообще говоря, у тебя тоже очень хорошие кадры подобрались. Олег Чугаев, например. Ты его похоронил, поди-ка? А он у меня здесь, на четвертом режиме отдыхает. И весь архив, который он для тебя собирал, — здесь, у меня. Благодаря Чугаеву, между прочим, мне удалось разоблачить очень опасную парочку, готовую меня продать с потрохами, а заодно уделать коллегу Воронкова. Надеюсь, ты плакать по этим людям не будешь?
— Насчет Воронкова, Соледад и Ларева, — кивнул Сорокин, — мне и впрямь плакать незачем. А вот Чугаева — жалко. Если, конечно, вы не блефуете насчет того, что его перевербовали.
— Могу как-нибудь вам очную встречу устроить. В принципе, даже сейчас мог бы его пригласить, если б не боялся, что ты его прямо здесь, у меня в кабинете, уморишь. Он ведь у тебя «на неизвлекаемости» стоял. Правда, тот логический вирус мы сняли. Но ты ведь у нас парень запасливый… Скажешь ключевое словечко — и поминай как звали. Кстати, догадываюсь, что ты и сам себе что-то похожее зарядил. Наверно, на крайний случай. Однако почему-то не воспользовался. То ли жить слишком хочешь, то ли какую-то очередную пакость придумываешь.
— Вы же сами учили, Сергей Сергеевич, что разведчик, даже будучи задержанным с поличным, должен стараться использовать все возможности для нанесения максимального ущерба противнику.
— Приятно, что ты мои наставления не забыл. Хотя должен заметить, к сожалению, рассматриваешь сейчас свою Родину как противника. Вот этому я тебя не учил.
— Какую Родину, господин Баринов? Эрэфию, что ли? Моя Родина — СССР, злодейски умерщвленный врачами-вредителями. Стало быть, теперь я — пролетарий, не имеющий Отечества, но готовый приобрести весь мир, если удастся, конечно.
— У тебя хорошее чувство юмора, — усмехнулся Баринов. — И ради этого надо было убивать людей и тащить талибам секретную разработку бывшего советского ВПК?
— Бандитов я никогда за людей не считал, — хмыкнул Сорокин. — Тем более тех, которые намеревались продать эту разработку американцам. В обход вас, между прочим, господин Баринов! Это вы знаете ей истинную цену, а какие-то балбесы собрались загнать «Фетиш» за один зеленый «лимон»!
— Я в курсе, — кивнул Баринов, — но зачем тащить это в Кабул? Да еще и задаром? Ты что, был убежден, что аллах поможет тамошним ребятам ее наладить? Да черта с два! Более того, скорее всего тебя бы просто пристукнули, а «Фетиш» попал бы в лапы «джикеев». Ведь ты небось видел ихнего гвэпщика, которого наши прихватили с собой. Массу интересного от него узнали. В том числе и о том, как янки используют твою «р-революционность» в своих корыстных целях. Неужели ты до сих пор полагаешь, что CIA и FBI не догадываются о благополезной деятельности клиники Сарториуса?
— Нет, я так не полагаю. Они ищут свою выгоду, а я извлекаю свою. Балансы подбивать — дело историков.
— Скажите на милость! И ты уверен, что окажешься в плюсе?
— Наверно, если б я не надеялся на это, то не ввязывался во все эти дела.
— Замечательно! И с чего это тебя такие радужные надежды посетили? Может, антиглобалисты впечатление произвели? Мировой революцией запахло?
— Возможно. Во всяком случае, я стараюсь поддерживать все, что привносит деформации в тот мировой порядок, в который вы, Сергей Сергеевич, хотите мирно встроиться. И это мне удается достаточно легко, потому что на самом деле это не порядок, а бедлам, ибо Штаты строят его исключительно на своей финансовой и военной мощи. «Все куплю!» — сказало злато. «„Все возьму!“ — сказал булат». О том, что существуют люди, у которых все это может вызывать неприятие, господа забывают, а если не забывают, то игнорируют существование другого мировосприятия как некую бесконечно малую величину. Более того, существует масса людей, и очень значительных, которые, будучи вполне адекватны этому миропорядку, если так можно сказать, «ностальгируют» по «холодной войне». И не от простой скуки, Сергей Сергеевич, им бабки нужны, а кто будет платить за оружие и прочие прибамбасы, если нет нормального врага? Приходится создавать его искусственно. Почему бы им не помочь в таком случае? Вот я и помогаю…
— Так-так! То, что в твоих словах появляется здоровый цинизм прагматика, меня очень обнадеживает, — улыбнулся Баринов. — Честное слово, мне казалось, будто наши позиции слишком далеки друг от друга. Но сейчас я вижу — вовсе нет. Есть база для переговоров и даже — прости меня, господи, за это слово! — консенсуса!
— Пока эта база зиждется на том, что я беседую с вами на правах пленного или подследственного, — прищурился Сорокин. — И у меня, как вам кажется, нет каких-либо шансов выкарабкаться из ваших «дружеских объятий». В конце концов, следователь и подследственный приходят к консенсусу, если в обмен на чистосердечное признание гражданин получает вместо вышки десять лет без права переписки.
— Ну, такой вариант тоже не исключен, — кивнул Баринов. — Хотя лично мне необязательно передавать твое дело в прокуратуру или устраивать тебе экстрадицию в США, а также соблюдать все иные формальности. Наверно, ты в курсе, что ликвидировать тебя мне никто не запретит и не помешает. Только вот делать тебе этого маленького подарка, Сережа, я вовсе не собираюсь. Напротив, я хорошо знаю, чего ты боишься больше всего. Сказать или пожалеть?
— Нет уж, скажите, не жалейте!
— А боишься ты, Сережа, того, что я тебя как-нибудь невзначай вывезу в США и сдам, как говорится, тамошним правоохранителям. Вот тогда-то придет конец не только лично тебе, как мистеру Умберто Сарториусу, но и всему твоему заведению, как фирме. Потому что все, кого ты покупал, вербовал и так далее, в самом лучшем случае разбегутся и залягут на дно, где будут вести себя тише воды и ниже травы, а в худшем — заложат всех-всех-всех и все твое, так сказать, «научно-культурное наследие» попадет в руки американского правительства. Ну и «джикеев», возможно.