Афинский синдром
Шрифт:
Если позволите, то я бы предложила в качестве кандидата на болгарский престол вашего племянника, герцога Сергея Лейхтенбергского. Этот молодой человек смел, умен и обаятелен. И кроме того, он не имеет прав ни на один европейский престол, так что конфликт интересов тоже исключается. После освобождения болгары будут его просто на руках носить.
— Интересно, интересно… — пробормотал Александр II, — но он же у нас пока холост… Впрочем, это дело поправимое. Мы слышали, что у него появилась в Константинополе дама сердца? И кто она, возможно будущая великая княгиня или царица Болгарская?
— Военная журналистка, прекрасно проявила себя во время захвата Стамбула, и морского сражения при Саламине. Можно сказать, что именно она, гм, — тут Нина
— Интересно, интересно, — Александр II задумался — конечно, она не знатного рода, но в Болгарии правила могут быть и попроще… — он кивнул, — к тому же Лейхтенбергские в этом отношении всегда были большими оригиналами. Брат Сержа Евгений в 1858 году женился на фрейлине цесаревны Марии Федоровны Долли Опочининой. Хорошо, мадам, если у вас есть возможность связаться с Сержем, то передайте ему мое разрешение на этот брак, и благословление. А также сообщите, что с этого дня он наш официальный претендент на Болгарский престол. Вот счастливчик, получит сразу и корону и жену.
Все, господа, мы сегодня столько всего решили, что надо пойти в церковь и попросить Господа об исполнении всего задуманного.
3 июля (21 июня) 1877 года, Перед рассветом, Дунай,
Ставка турецкого главнокомандующего в Болгарии напротив Зимницы.
Два дня и три ночи подряд стучали топоры на низком и заросшем камышом восточном берегу Дуная. По ночам был слышен скрип несмазанных тележных осей и хриплое мычание румынских волов. Осман Нури паша понимал, что урусы что-то затевают. И даже было понятно что — переправу. Но где и когда. Стук топоров слышен во многих местах, но невозможно переправиться через Дунай везде и сразу. Очередная уловка иблиса, чтобы запутать честных правоверных.
После падения Стамбула и пленения султана Абдул Гамида, Осман Нури паша объявил себя султаном Болгарии и Румелии. Он сумел восстановить какое-то подобие порядка в стремительно разлагающейся Балканской армии. О том, что происходит на Кавказе, ему известно не было, и ему даже не хотелось думать о судьбе турецких войск, которые должны были защищать Карс. Остатки некогда великой Оттоманской Порты расползались на глазах, подобно куску гнилой парусины.
Бывший паша, а нынче султан, встал с ковра, и кряхтя прошелся по коврам, устилавшим пол шатра. Он думал: «Аллах разгневался на османов и наслал на них железных людей в стальных кораблях и огненные колесницы ифритов, летающие по небесам. Они погубили древнюю Порту. Беглецы из Стамбула, которым посчастливилось вырваться оттуда живыми, рассказывают страшные вещи, похожие на сказки „Тысяча и одной ночи“. Вдобавок, ко всем несчастьям добавилось и то, что эти посланцы Иблиса оказались в родстве с урусами, которые тут же завязали с ними дружбу. Их железные птицы висят в небе, атакуя отряды турецких войск».
Ему пришлось приказать своим аскерам разбиться на мелкие группы, и пробираться в центр Болгарии проселочными дорогами, горными и лесными тропами. Избежав уничтожающих ударов с воздуха, его корпус, как ни странно, перестал быть боевой единицей. Лишенные надзора старших начальников, рассыпавшиеся по Болгарии аскеры постепенно превратились в разнузданную банду грабителей и насильников. Многие из них и не торопятся прибыть к месту переправы русской армии. Убивать и разбойничать на большой дороге им больше нравится, чем рисковать жизнью во имя Аллаха и Османской империи.
Сейчас у него здесь не более пятнадцати тысяч аскеров, которые к тому же растянуты вдоль берега, прикрывая места возможной переправы противника. А против него стоят десятикратно превосходящие главные силы русских. Но обороняться — это не атаковать. Высокий правый берег Дуная — сам по себе превосходная позиция. Главное, внимательно следить за небом, и не допускать скопления крупных сил в одном месте. Могут прилететь адские птицы, и все принесут смерть для правоверных.
А пока все готово к обороне правого берега. В удобных для переправы местах к берегу подтянуты и замаскированы четырехфунтовые германские орудия и французские митральезы. Реки крови неверных обагрят дунайские волны. Аскеры будут драться насмерть, ибо знают, что они повязаны кровью христианских женщин и детей, и потому русские и болгары не пощадят никого из них. Плохо то, что не удалось переправить на тот берег ни одного лазутчика. Хотя нет, переправить удалось, более двух десятков башибузуков, и черкесов бежавших от русских, отправились на тот берег. Назад не вернулся ни один. Это означает, что передовые линии русских позиций в камышах на том берегу заняты кубанскими пластунами. Это подтверждает и то, что на турецком берегу нет-нет, да пропадал дозорный, а то и целый патруль.
Главнокомандующий знал, что его командиры не любят докладывать о подобных происшествиях, предпочитают считать пропавшего аскера дезертиром или умершим от болезни. Но сведения об этом до него доходят. Черкесы пробовали устраивать засады на русских лазутчиков, но их старые враги уходят у них сквозь пальцы. Слухи о черкесской ловкости и удачливости оказались сильно преувеличенными.
Турецкий главнокомандующий выглянул из шатра. Небо серело, а на востоке вдоль горизонта уже протянулась бледно-розовая полоска.
3 июля (21 июня) года, Раннее утро. левый берег Дуная, Зимница.
Полковник ГРУ Вячеслав Бережной
Два дня и три ночи русские саперы, стрелки, моряки, и даже казаки-пластуны, строили мосты через Дунай. Ночами медлительные румынские волы подвозили к самому берегу телеги с бревнами, досками, морскими канатами, гвоздями и прочей необходимой при строительстве наплавных мостов фурнитурой. Стук топоров и молотков, визг пил, скрип телег, мычание волов — этот строительный шум было просто невозможно скрыть. Ночью звуки над водой разносятся очень далеко. Турки явно что-то подозревали. С того берега к нам зачастили ночные гости. Но охрана работ была организована прекрасно. В передовой линии в дозоре находились кубанские пластуны, чувствующие себя в ночных дунайских камышах, как у себя дома. Усиленные несколькими инструкторами из воинов «племени летучей мыши», они сумели притащить нам несколько «языков» с того берега Дуная.
Все совпадало. Турецкий командующий, тот самый, Осман Нури паша, который в ТОТ раз оборонял Плевну, понимал, что мы в ближайшее время будем форсировать Дунай. Но он до сих пор не догадался о том, как именно мы это будем делать. Этот паша, объявивший себя султаном, думал, что мы строим плоты и лодки, и готовился отражать именно такую атаку. Хотя не так уж он был неправ — в ТОТ раз русские войска переправились через Дунай именно таким способом, под ураганным ружейно-артиллерийским огнем противника. Причем для маскировки авангард был одет в зимние черные мундиры.
Но, в этот раз все будет не так. Посоветовавшись с товарищами, я решил предложить русскому командованию технологию, которую она применяла при форсировании Одера весной 1945 года. Мы не строили плоты, мы строили наплавные мосты, причем, не один, а сразу три. Строили их мы в густых зарослях камыша, вдоль берега, укрытые этими самыми камышами от нескромных турецких взглядов. Но хуже всяких турок нам досаждали орды кровососущих насекомых, которые тучами поднимались над рекой, как только солнце склонялось к горизонту. Для защиты от них, как только опускалась темнота, мы разжигали дымари. В воде тоже была какая-то гадость, желающая испить русской кровушки. Хорошо только то, что Дунай не Нил, и не Ганг, и в нем нет крокодилов.