Африка грёз и действительности (Том 2)
Шрифт:
Кстати, эта повозка использовалась как символ в предвыборной пропаганде фашистской националистической организации Осеева Брэндваг в 1936 году. Тогда ее сторонники съезжались на таких повозках на конгресс в Иоганнесбург. Парни перестали бриться и старались как можно скорей обзавестись бородой, чтобы походить на своих предков, которые впервые вступили
На расстоянии примерно 100 километров от границы дорога начинает взбираться на горные перевалы Масеква и Виллис-Пурт. Проезжаем узким каньоном, и эхо вторит шуму мотора где-то высоко в горах. Стройные алоэ, похожие на сенеций района Килиманджаро, окаймляют дорогу и достигают высоты трех-четырех метров. Затем понемногу начинаем медленно съезжать с гребня гор, и неожиданно перед нами открывается вид на бесконечную равнину Трансвааля, ровную как стол и ничем не ограниченную. Правильная сетка улиц в городке Луис-Тричарт жмется глубоко внизу, а за городком вдаль бежит бесконечной змеей дорога. Плоская полупустынная страна кажется вымершей. Лишь иногда увидишь огромное стадо скота, а потом опять долго ничего не попадается. Хотя, впрочем, все же кое-что здесь можно встретить.
Ослы. Они бродят в одиночку или стадами, а то и используются в упряжке. Осел — типичное африканское животное; его найдешь повсюду от Марокко до Южно-Африканского Союза. Но южноафриканские ослы — бесспорно, самые умные животные, каких нам когда-либо приходилось видеть. Вот один из них стоит одиноко на дороге перед нами. По-видимому, он совершает вечерний моцион перед ужином. Мы сигналим, но осел никак не реагирует. Сигналим еще раз, осел ни с места. Осторожно объезжаем его, а он и бровью не ведет.
Встречаем другого. Этот спокойно лежит посреди дороги и флегматично наблюдает за приближающимся автомобилем. Сигналим изо всех сил. Если бы осел в последний момент испугался, то это могло бы плохо кончиться и для него и для машины. Но ничего подобного ему и в голову не придет. Мы объехали его на почтительном расстоянии. Он медленно повернул голову нам вслед; презрительный взгляд его как будто говорил: «Вы могли бы поберечь свои гудки для другого случая — людей попугать, что-ли…»
Мы были поражены огромными площадями необработанной земли и мысленно представляли себе, какими глазами смотрели бы на них наши крестьяне. Тысячи гектаров, на которых увидишь лишь сухую почву да высушенные солнцем кустарники. В воображении возникают высокие башни над артезианскими колодцами в Ливии или Эритрее, прекрасные бетонированные лотки с искрящейся водой и оросительная сеть в Алжире в тесном соседстве с удушающей пустыней или оросительные каналы на каждом квадратном метре в долине Египта.
Возникает вопрос, почему же здесь человек мирится с тем, что на плодородной земле растет лишь трава да кустарник.
Молодой прогрессивно настроенный житель Южной Африки вскоре объяснил нам это:
— Знаете, у нас фермер в большинстве случаев думает о земельном участке только до тех пор, пока он его не получит. Тогда он подсчитает свои гектары, обнесет их колючей проволокой, будет спокойно потирать руки, радуясь, что земля уже не принадлежит соседу, и оставит участок пустовать.
Еще в конце прошлого века бурские трекеры проходили этими долинами на север. Они бились за каждый квадратный метр земли и геройски защищали свою новую родину от ненасытных англичан. Многие из них еще живы. И живы их сыновья.
Куда же они девались?
Что изменило так их землю, их жизнь и образ мыслей?
Ответ на эти вопросы мы, быть может, получим, продолжая ехать по пути, который поведет нас по следам бурских колонистов к мысу Доброй Надежды.