Африка под покровом обычая
Шрифт:
Мастера-граверы искусно изображают мифических животных, некогда порожденных буйным народным воображением. Земля, море, реки, растения (масличная и кокосовая пальма, рафия, фикусы, папоротники…) — природа не обижена художниками аббиа. По-видимому, в прошлом азартная игра заменяла также учебник юным камерунцам. Мвиа составляют своего рода книгу, которую легко прочтет посвященный человек. Символы, употребляемые в обиходе у африканцев, понятны грамотным и неграмотным. Например, маленький, определенной формы надрез на теле животного таит в себе строго конкретный смысл. Круг на спине антилопы означает, что она попалась в ловушку, черточка — что она убита. Треугольник
Истолковать такие знаки не всегда легко, поскольку, как я понял из объяснений крестьян, символы носят динамический, диалектический характер и меняют свое содержание во времени и пространстве. Избранный художником сюжет, как правило, выражает желание, стремление обладать каким-либо предметом или качеством (успех в охоте, любви, в карьере, обогащение и т. д.).
Крестьяне нередко носят фишки-амулеты в кармане, на шее или же — как серьги — в ушах. Бездетная женщина носит на шее и не снимает медальон-мвиа с треугольником. Бети прекрасно разбираются в качестве гравировки. Им совсем не безразличны совершенство рисунка, стройность композиции, гармоничность линий. По их понятиям шансы на удачу тем выше, чем красивее и выразительнее изображение. Разумеется, речь идет не о точном сходстве изображенного предмета и реального, а о внутренней динамичности, об отдельных характерных чертах, по которым легко можно воссоздать весь образ. Например, представление о зебу, африканских коровах с длинными изогнутыми в дугу рогами, будет полным, если резчик правильно изобразил голову и рога.
Часто фишки имеют форму косточки миндаля; в некоторых деревнях их укорачивают, чтобы придать им большую округлость и создать впечатление массивности. Маленькие размеры (диаметр зерна примерно 3 см, а длина редко превышает 4 см), заданность формы усложняют композиционное построение рисунка. Вписанные в тесные рамки предметы контрастируют с искусно обработанным филигранной резьбой фоном. Творческая вольность гравировщика проистекает не из умысла исказить изображаемое, соригинальничать, а из намерения добиться на минимальной площади максимума выразительности. Например, массивное туловище зебу изображается в профиль, а голова так, будто на нее смотрят сверху, чтобы четче выделялись рога — главная с точки зрения символики деталь. Вольность гравера очевидна: на голову зебу, сделанную в профиль, насаживают два глаза, которые могут смотреться только анфас. Подобные приемы были в ходу у древних египтян и в наши дни применяются некоторыми художниками. Камерунский ученый Энжельбер Мвенг насчитал приблизительно 800 символических изображений на мвиа, имеющих традиционное, зашифрованное значение.
Аббиа — своеобразное проявление африканского искусства. В пей сочетается присущее африканцам чувство реальности с поэтичным воображением, умением видеть природу и с художественным немногословней рассказывать о ней. Кроме того, и это очень важно, аббиа — правдивая летопись жизни ряда камерунских пародов.
Африканцы смеются
Неправдоподобными массами красок, пылавшими под лучами яркого солнца, ослеплял яундский базар привередливых клиентов, сновавших у лотков. Женщины с бархатистой кожей шоколадного цвета в платьях, щедрая гамма цветов которых затмила бы даже радугу, на фоне диковинок тропической флоры выглядели феями из волшебной сказки. Крохотный ярко-красный стручок ошеломляюще горького перца пили-пили или пучок петрушки они вручали покупателю с такой покоряющей, доброжелательной улыбкой, будто продавали по меньшей мере узконосую долбленку-пирогу.
У одного из лотков я наблюдал за крестьянкой, с лица которой не сходила лукавая улыбка. Она то и дело перебрасывалась веселыми замечаниями с соседкой. Ее улыбка с коммерческой точки зрения была не совсем оправданной, так как вот уже полчаса никто даже не справлялся о том, почем нынче салат, которым торговала эта крестьянка. Наконец настала и ее очередь.
— Почем холера, сестра? — с серьезной миной справился долгожданный покупатель, немолодой человек в синей вышитой рубахе с круглым вырезом на шее.
«Сестра», ничуть не оскорбившись столь вольным обращением с ее товаром, хохотнула, прежде чем назвать цену.
С легкой руки одного из дикторов камерунского радио, участвовавшего в разъяснительной кампании по борьбе с холерой, салат был отнесен к злостным переносчикам этой болезни, а простой народ стал именовать салат холерой, впрочем отнюдь не отказываясь от него. Холера в Камеруне сделалась не столько предметом беспокойства и забот философски воспринимающих жизнь африканцев, сколько объектом шуток.
Перед началом футбольного матча между сборными командами Камеруна и Сенегала капитаны пожали друг другу руки.
— Произошел обмен холерой, — комментировал один из зрителей.
— Мосье, — заметил мне сторож одной из яундских вилл Годфруа Манга, когда я ему посоветовал пить только кипяченую воду, — нам то же самое твердят и по радио. Но в наших хижинах нет ни водопровода, ни газовых плит для кипячения воды, ни чайников, поэтому вещи, с вашей точки зрения серьезные, для пас превращаются в шутку. Что же нам делать, как не шутить?
«Холерный» юмор в конечном счете приобретает социальный подтекст.
Вечная живость, энергия и неувядаемость природы Африки сказывается на характере ее обитателей. Добрую шутку здесь ценят. На нее никто не обижается. Представить африканца, лишенного юмора, — все равно что «перепутать слона с антилопой» (пословица бети), вообразить манговое или апельсиновое дерево без плодов.
«Четыре вещи составляли представление о счастье в Верхней Вольте — спорт, любовь, музыка и танцы», — писал о своих предках вольтийский литератор Нази Вопи. Эти слова можно легко отнести к любому народу Африки. Африканцы никогда не унывают. Анья, живущие в Береге Слоновой Кости, в районе Бваке — Абиджан, бесшабашно пляшут даже на похоронах. Семенящей, подпрыгивающей походкой с веселыми выкриками следуют они за телом усопшего. У динка, нилотского народа на юге Судана, умиравший, прощаясь с жизнью, распевал песни.
— Человек не умирает, а перебирается в мир всесильных предков, — объясняют эти люди, не верящие в «естественность» смерти. — Он воссоединяется с предками, которых мы любим и помним, становится нашим покровителем. Мы радуемся и тому, что среди нас жил такой достойный человек, как он, что свою честность, доброту и заботливость он оставляет нам в наследство, что теперь он будет хранить нашу деревню от бедствий и зла.
— Ну а слезы все-таки бывают? — поинтересовался я.
— Конечно, жаль на время расставаться с ним, особенно родственникам. Горе часто пересиливает, и появляются слезы. Но улыбок больше…
Уловив смысл шутки, мгновенно обрадовавшись ей, африканец смеется искренне, заразительно, хитро прищурив глаза, показывая пальцем на шутника, подмигивая ему в знак признательности. Смех и веселье — такая же старинная традиция, такая же непременная подробность быта, как и пальмовое вино или маниока у жителей побережья Гвинейского залива или храмы питонов в Южном Того.