Африка под покровом обычая
Шрифт:
Этого человека отличают глубокая интеллигентность и необычайная душевная мягкость, притягивающие к нему людей разных характеров и темпераментов. Крупные круглые линзы очков в тонкой старомодной оправе, пожалуй, еще больше подчеркивают природную застенчивость Обамы и столь присущее ему качество не только понять другого, но и любой ценой не обидеть и не унизить его. У этого невысокого, худощавого человека есть какая-то фанатическая привязанность к старым, привычным вещам. Его шляпа, которую, как говорят, он забывает снимать даже во время обеда, — притча во языцех у его друзей. Он никогда не расстается с ней, будто это не головной убор, а завещанный дедом талисман. Рассеянность
Он всегда остается камерунцем — не только в глубине души, но и во внешнем облике. Под привычным, знакомым его друзьям пиджачком вместо жилета он носит синюю, расшитую национальную рубашку навыпуск с круглым широким вырезом. С первого взгляда его можно принять за деревенского учителя или скромного служащего, поскольку он никогда не торопится обрушить на собеседника багаж поистине энциклопедических знаний, особенно в африканистике.
«Вождь пьет не ту воду, что взята у самого берега ручья, а ту, что взята далеко от берега», — говорит один из персонажей Обамы в пьесе «Героическая свадьба». Точно так же сам автор этих слов старается добраться до сути явления, то есть до середины реки, где вода приятнее на вкус и не загрязнена прибрежными наносами.
У него есть хорошая черта: оп никогда ни на что не жалуется, хотя — я это хорошо знаю — не только забот, но и неприятностей у Обамы хватило бы на многих людей посильнее его.
Я прошу Жан-Батиста Обаму рассказать мне по порядку о его работе в области театра, музыки, живописи, истории и философии.
— Владимир, — укоризненно реагирует он на вопрос, — почему ты отделяешь музыку от театра или от живописи? Для меня, африканца, все области культуры и искусства взаимосвязаны.
— Но, — возражаю я, — в искусстве и культуре издавна существует специализация…
— Хорошо, — соглашается он. — Скажем, так. Я стал деятелем культуры в соответствии с нормами века — через все средства выражения и изображения. Ведь нельзя же оставаться на одном месте, как нельзя забывать прошлое.
Творческая деятельность Обамы началась в первой половине 40-х годов, когда он учился в столичной семинарии, что на холме Мволиер.
— И в вашей истории были просвещенные семинаристы, — лукаво улыбается мой собеседник.
Документы по истории камерунского театра свидетельствуют, что первой известной камерунской пьесой была «социальная комедия» «Мбарга Осоно», написанная в 1943 году двадцатилетним семинаристом Жаном-Батистом Обамой. Ее сюжет был почерпнут из самой жизни. В Южном Камеруне в те годы гремел «осоно» (на эвондо это слово означает «вор») по имени Мбарга. Лихой вор занимался стихийным перераспределением богатств в обществе: он крал у богатых, а затем раздавал добычу беднякам. Перед тем как «идти на дело», Мбарга предупреждал «зажиточных жертв» о часе своего прибытия. На суеверных граждан, никак не способных поверить в исключительное «профессиональное» мастерство Мбарги, он производил впечатление не хитроумного вора, а настоящего злого гения. Даже колониальная администрация ничего не могла поделать с этим ловким человеком. В 1945 году пьеса была с успехом поставлена труппой любителей, в которой участвовал ныне чрезвычайно популярный драматург Станислас Авоиа.
— Что касается Мбарги Осоно, он жив и поныне, только, конечно, постарел, — замечает Обама.
В 1964 году в Яунде была показана еще одна драма Обамы, «Ассимиладуш» («Ассимилированные»), за которую в 1971 году ему была присуждена первая премия Всеафрикаиского театрального конкурса. Это была попытка выяснить возможности африканского театра, основанного на синтезе реалистического содержания и национальной, африканской формы, первая попытка привнести на театральные подмостки Камеруна традиционные мифы и сказания, африканскую музыку и поэтику, попытка приспособить театральную форму к местным вкусам и условиям. Пьеса рассказывает о колониальном режиме в тогдашней Анголе, о горькой участи черной женщины и ребенка-мулата, о том, как на практике происходит ассимиляция африканского населения. По ходу драмы звучат африканские хоры, исполняются народные танцы, музыка к которым обработана самим автором.
Другие пьесы Обама, «Героическая свадьба» и «Гарем единобрачного», полностью созданы на основе традиционных сказаний. В первой драматурга волнует положение африканской женщины в условиях консервативных обычаев и вздорных предрассудков, тема второй — столкновение африканских традиций и идей христианства.
В архиве Обамы есть неопубликованные и непоставленные пьесы. «Рождающийся Камерун» он представил мне как «национальную эпопею» о временах колонизации Камеруна в конце XIX века. «Драма гриота» задумана им как интересный эксперимент. Автор стремится с помощью песен и баллад из репертуара странствующих сказителей дать образ африканской истории на ее основных, с его точки зрения, этапах.
— Мой замысел — создать на основе «Драмы гриота» африканскую оперу, — признается Обама. — Но у меня нет оркестра для ее исполнения. Часть партитуры уже закончена. Я использую в ней, например, некоторые мелодии пигмеев, развиваю темы народной африканской музыки; каждый народный инструмент — балафон, гитара, тамтам, тамбурин и т. д. — получат свою партию.
Обама — поэт. Я люблю его стихотворения «Маски Парижа» и «Вот она, завтрашняя Африка». В них типичная для африканцев живая, ощутимая образность обостряется глубокими рассуждениями автора о судьбах континента в развитом мире.
Я взираю на Эйфелеву башню, Эйфелева башня смотрит на меня… Как белый Геркулес снисходительно озирает африканского пигмея! Но Эйфелева башня не замечает еще и белых пигмеев в нищете. Она — которая видит далеко — не желает видеть того, что творится у ее подножья. Эйфелева башня с ее бетонной грудью крушит человеческую плоть И «переваривает» ее в Париже, в этом современном антропофаге… Отныне я буду петь Только о Человеке-Маске в Париже! —таковы заключительные строки стихотворения «Маски Парижа».
Точка зрения Обамы на африканскую поэзию столь же оригинальна, сколь и поучительна.
— Вы, наверное, убедились, — говорит он, — что каждая маска, каждая статуэтка, каждое произведение традиционного африканского искусства — это частичка философии жизни, частичка мировоззрения африканца, которое сложилось с давних пор. Африканец в творческом плане всегда остается философом. Вот почему свои стихи, пусть даже и короткие, я называю философскими поэмами. Мои стихи нельзя декламировать, как вы это обычно делаете; они поются и исполняются на сцене. Поэзия для меня, как и для всякого африканца, — органическое слияние музыки, слова, танца, мимики. Такая поэзия соответствует духу моего парода.