Африканский след
Шрифт:
— На. — Он протянул плотный пакет. — Здесь тридцать штук, пока хватит… «Зеленых», конечно… Коробки сам сгружай.
— Мне сказали, товар будет только через месяц, — буркнул Георгий.
— Месяца у тебя нет, — сухо возразил мотоциклист, так и не снявший шлем и не подумавший поднять забрало. — Акция через две недели. Готовь девку.
Он ничего не ответил, хотя сказать ему хотелось многое. Просто было некому: курьер и есть курьер, передал что велено, а дальше не его проблемы.
— Коробки сгружать будем вместе, — зло бросил он. — Один провожусь дольше.
Мотоциклист
Через полчаса оба ящика стояли в мастерской, у самого входа. Звук мотора давно уже исчез вдали. Лица курьера Георгий не видел даже мельком: свои шлемы эти типы на его памяти не снимали никогда.
Подойдя к спящим девочкам, он проверил, насколько глубок их сон, и снова вспомнил идиота на «Харлее». Для того чтобы узнать его, Георгию и не нужна была физиономия курьера. Вполне достаточно весьма характерной и глубоко индивидуальной осанки и шрама на мизинце: перетаскивая с ним коробки, наездник вынужден был снять перчатки… Чертов пижон!
10
Легкая, ненавязчивая мелодия мобильного раздалась сразу после того, как Константин Дмитриевич завершил летучку и на некоторое время остался в своем кабинете один. Глянув на определитель номера, он слегка вздрогнул и, поспешно схватив аппарат, включил связь: это был номер Ирины Турецкой. Неужели?.. Однако в следующую секунду брови его взлетели вверх, а на лице расцвела восторженная улыбка:
— Санька… ты!..
В своей палате Александр Борисович Турецкий воровато глянул на дверь, за которой только что скрылась его супруга, уже во второй раз забывшая свой телефон на прикроватной тумбочке.
— Конечно, я, кто же еще? — нарочито ворчливо произнес Турецкий.
— Ты как?.. — Голос Меркулова едва заметно прервался от волнения.
— Нормально… Слушай, времени мало, Ирка вот-вот вернется и начнет отрывать мне голову. Я хотел узнать, что там с рейдерским делом? Только не вздумай читать мне лекции на медицинские темы, ясно? Я тут, к твоему сведению, от безделья дохну, а не от контузии. Ну?
— Ты неисправим… — Меркулов вздохнул и сдался. — Что с делом… Ведут его по-прежнему твои Поремский и Померанцев на пару… Только что на топтушке докладывали… Слушай, твоя Ирка меня убьет — и будет права!
— Та-а-ак… Ты что, хочешь, чтобы у меня на нервной почве наступила вторая кома?
— Боже упаси! — ахнул Константин Дмитриевич. — Ладно-ладно… Словом, стройку нам на этом месте ценой, как выяснилось, пятьдесят миллионов долларов, удалось временно остановить… Но главное не это: наши электронщики уже почти вычислили всю цепочку, по которой деньги за распроданное НИИ уходили на конечные счета!
— Кто лоббировал в Госдуме эту затею?
— Имена тебе ничего не скажут, но одного из них мы вызвали на завтра под вполне нейтральным предлогом…
— Что с гендиректором?
— Выпустили под подписку о невыезде, Яковлев работает как профессиональная землеройка, уверен, доказать, что уголовное дело против директора сфабриковано, удастся со дня надень… Сань, пока больше ничего, клянусь!..
— Плохо, медленно работаете, — озабоченно буркнул Турецкий, не переставая поглядывать на дверь. — По убийствам главбуха и главного конструктора, как я понял, ничего нового?..
— Слушай, Саша, неужели я и тебе должен рассказывать, сколько у нас дел на каждого следака?! — обиделся Меркулов. — И так это дело на контроле на самом верху, каждый день дергают, что да как…
— Еще бы! — Александр Борисович усмехнулся. — Распродать за здорово живешь и уничтожить на корню оборонное предприятие, спохватившись уже после того, как там супермаркеты начали возводить и прочие стоянки… Конечно, на контроле!..
Ручка на двери шевельнулась, и Турецкий моментально спохватился:
— Все, Костя, больше не могу, попробую завтра перезвонить!
— Шурик!.. — Ирина Генриховна уже стояла на пороге палаты, с упреком глядя на своего неугомонного мужа.
— Что, Ириша? — с самым невинным видом отозвался он.
— Кому ты собрался перезванивать? Турецкий отметил, что на сей раз в голосе жены почему-то гораздо меньше возмущенных интонаций, чем обычно, — в случаях когда Ирина Генриховна приступает к исполнению обязанностей Цербера при муже.
— Мне что, уже и друзьям позвонить нельзя? — поинтересовался он капризным голосом.
Она покачала головой и, закрыв за собой дверь, присела у кровати мужа.
— Ох, Шурик… Ну я что, не понимаю, по-твоему, для чего ты им звонишь? Пойми и ты: тебе нельзя волноваться, совсем нельзя! Я вот только что об этом говорила с доктором… Могу поспорить, что ты звонил либо Меркулову своему, либо Померанцеву… В крайнем случае Поремскому.
— А тебе не приходит в голову, что я гораздо больше волнуюсь, когда не знаю, что у них там происходит? — неожиданно даже для себя самого огрызнулся Турецкий. — У меня в производстве было по меньшей мере пять сверхважных дел… Я что, не имею права узнать, как они продвигаются?..
— Шурик… — Ирина растерянно смотрела на разозлившегося супруга. — Конечно, узнать ты можешь, разве я спорю? Но согласись, узнать — одно, а пытаться руководить расследованием из палаты — совсем другое… Ты же, дорогой, меры ни в чем не знаешь, а грани, за которую лучше не соваться, вообще никогда не чувствовал!
В голосе Ирины Генриховны Турецкому почудились близкие слезы, и он мгновенно сдался:
— Ладно-ладно, Иришка, ты права, а я, как обычно, свин эгоистичный… Ну хочешь, я, чтобы ты не нервничала, сейчас же улягусь и посплю?
— Хочу! — Жена улыбнулась. — Вот и врач говорит, что днем тебе обязательно надо спать часа два-три!
— Все, я сплю!
Александр Борисович моментально сполз в положение лежа и послушно закрыл глаза.
— Дурачок… — прошептала Ирина Генриховна. И, немного посидев около мужа, тихо зашуршала страницами очередной книжки, которых успела, сидя возле мужа, перечитать целую уйму.