Афродита размера XXL
Шрифт:
— А вы не гуманной? — спросила я, цепко присматриваясь к чужому удостоверению.
Не удостоив меня ответом, парень аккуратно закрыл «корочки» и спрятал их в карман, но я успела заметить, что на фотографии владелец документа запечатлен в форме. Значит, он из милиции! Да и внешне тот самый типаж: джинсы с китайского рынка, свитер «от бабушки», кроссовки с распродажи, подбородок кирпичом, волосы ежиком, в серых глазах блестит металл в диапазоне от стали до мельхиора — классический опер!
«Похож на Лазарчука!» — согласился со мной внутренний голос.
Предполагаемый опер заметил
«Драться собирается, что ли?» — съязвил мой внутренний голос.
Игривый опер поднял голову, поехал взглядом по списку сверху вниз и остановился на среднем листе. Я встала на цыпочки, напрягла зрение, поверх мускулистого милицейского плеча заглянула в бумажку и сразу же нашла в длинном столбике знакомую фамилию: Торопов.
«Что и требовалось доказать! — сказал мой внутренний голос. — Не дремлет наша милиция, и Белов с Лазарчуком не дураки: сообразили, где поджидать Анютиного Сашку».
Похвалу умственным способностям лейтенанта и капитана я восприняла как вызов: теперь надо было показать, что и я не дура.
«Ну-ка, ну-ка!» — подбодрил меня внутренний голос.
План, который я быстренько сочинила, в целом был неплох, а в деталях продумать его я не успела. Лязгнул замок, и бронебойная дверь реанимации открылась, выпуская Сашку Торопова. Милицейский товарищ мгновенно сориентировался и шагнул к нему:
— Одну минуточку!
Опер стоял к Сашке ближе, чем я, зато у меня было немного места для разбега. Я вспомнила яркие моменты своей баскетбольной юности — прорыв под кольцо, прыжок для броска сверху — и применила незабытые приемы в новой игре:
— Васенька!
С выходом под воображаемое кольцо получилось не так изящно и мощно, как у Майкла Джордана, но тоже ничего. Опер отлетел в сторону, Сашка, на котором я повисла, как бешеная кошка на дубочке, закачался. Не знаю, что его сильнее подкосило — тяжесть моего тела или удивление. Уверена, до сих пор Анкиного сына никто не называл Васей.
— Э-э-э-э… — обалдело протянул Сашка.
Обалдение его меня вполне устраивало. Более того, я постаралась закрепить эффект, громко чмокнув «Васю» в щеку. Чем позже Сашка придет в себя, тем лучше, иначе он может ляпнуть что-нибудь не то. Я-то говорила самые правильные слова, хотя они и выглядели, как бред сумасшедшей:
— Вась, прости, я опоздала, а тут тетка дежурная такая злюка, она меня в отделение не пустила. Ну как там твоя бабушка?
— Бабушка, — тупо повторил замороченный Сашка.
Я спрыгнула с него, но не отцепилась, туго обхватила Анкиного великовозрастного оболтуса за талию и повлекла к лестнице, безостановочно лопоча и при этом как можно чаще упоминая имя «Вася» — чтобы самый тупой мент понял, что это никакой не Саша!
— Да, Вася, бабушка, как она? Что говорят врачи, Вась, какие прогнозы? Инсульт — дело серьезное, это не каждый переживет, а твоей, Вася, бабушке уже семьдесят восемь! Или семьдесят девять? Надо же, Вась, я забыла! Ах да, у нее же юбилей через месяц, значит, точно, семьдесят девять! Хоть бы дотянула старушка до своего праздника, а то как обидно будет, Вась, столько приготовлений, и все напрасно!
У бедного Сашки был такой вид, будто он тоже только что пережил инсульт, и даже не один. Уже вливаясь в поворот лестницы, я украдкой посмотрела на опера. Парень выглядел разочарованным. Мне хотелось думать, что разочарование его вызвано не тем очевидным фактом, что я увела Сашку, а тем, что я ушла с Васей. По-моему, я оперу приглянулась! Однако, к счастью, не настолько, чтобы меня преследовать.
Оживленно болтая про инсультную бабушку, я утащила покорного Сашку на четвертый этаж. Вход в тамошнее отделение был свободен (похоже, у пульмонологов в отличие от реаниматологов День открытых дверей), и мы не замедлили войти. Быстро-быстро — я шагом, оболваненный Сашка в вольном стиле «спотыкач» — прошествовали по коридору и вышли на боковую лестницу. Сделано это было, разумеется, не для того, чтобы в скоростном режиме насладиться картинами жизни и быта отделения, а с целью запутать следы.
На боковой лестнице я прекратила изображать из себя сладкую идиотку, отклеилась от Сашки и заговорила своим нормальным голосом, сохранив, правда, высокий темп речи:
— Спокойно, Саня, я не чокнулась, это было представление для того парня на лестнице — он из милиции, ждал тебя. Шевелись, будем отсюда убираться, у меня во дворе машина!
Не скажу, что эта информация вернула Сашке нормальный цвет лица, но притормаживать он перестал, так что минут через пять мы с ним уже сидели в машине и выезжали с больничного двора. Я сосредоточенно выкручивала руль, объезжая «Скорые», а Сашка держался за голову: выходили мы через цокольный этаж с низкими потолками, парень в спешке забыл пригнуться и крепко приложился лбом о притолоку.
— Паспорт с собой? — спросила я, оценив его бледность. — Если с собой, можем заехать в травм— пункт, а то вдруг у тебя сотрясение мозга. Давай? Только без паспорта не примут.
— Нет у меня ни паспорта, ни сотрясения, — нелюбезно ответил Сашка.
Я не стала настаивать. Приближался обеденный перерыв, на улицах было тесно от машин. Моторизированные офисные работники торопились к кормушкам, в нетерпении то и дело нарушая правила дорожного движения. Чтобы не попасть в ДТП, я была предельно внимательна и на разговоры не отвлекалась. Сашка тоже общаться не рвался, сидел тихо, смотрел в окошко и помалкивал. Я только удивлялась его выдержке: надо же, ни единого вопроса не задал!
С непроходимостью дорожного тракта боролись минут тридцать, пока не пробились на окраину. Там рулить стало полегче, и я первая не выдержала, нарушила затянувшееся молчание:
— Не хочешь узнать, куда мы едем?
Сашка нехотя повернул голову:
— Куда мы едем?
— За город, — ответила я. — Твоя мама просила увезти тебя из Екатеринодара, чтобы держать подальше от следствия по делу об убийстве Марии Петропавловской.
Сашка вздрогнул и снова отвернулся. Я с запоздалым раскаянием подумала, что тема гибели любимой женщины для парня наверняка очень мучительна, так что надо бы мне с ним поделикатнее…