Афродита размера XXL

Логунова Елена Ивановна

— Держи его! — восторженно завопил маленький разбойник и побежал следом.

Я вовремя распласталась по стеночке, пропустила мимо себя кавалькаду и повторила в трубку:

— Алло, я слушаю вас!

— У-у-у-у! — из динамика послышалось жалобное завывание. — А-а-а!

— Добавьте согласных, — попросила я, настороженно прислушиваясь к происходящему в кухне.

Там с грохотом упала деревянная табуретка, послышался радостный визг и что-то разбилось.

— Я-а-а-а…

— Перезвоните, когда надумаете поговорить! —

Я хотела повесить трубку, но не успела.

— Ле-е-енка! У-у-у! — прорыдала Ирка. — Я в отчаянии! Моржик… Он опять!

— Играет в зайчика? — догадалась я.

— Хуже! Теперь он ласточка! Как тебе?

— Ласточка?!

Я представила себе Моржика, проносящегося над постелью в бреющем полете, и потрясла головой.

Стремительные ласточки прежде никогда не казались мне особенно эротичными созданиями, хотя ведь и они как-то умудряются размножаться…

— Да, пока Моржик был в ванной, я проверила его мобильный и обнаружила такое сообщение: «Завтра в 18.30, ласточка, сделаем это у фонтана!»

— В восемнадцать тридцать в октябре еще светло, а у фонтанов в жару многолюдно, — заметила я. — Какие смелые ласточки! Делают «это» белым днем в месте массового скопления народа! Вроде я раньше не замечала за Моржиком склонности к эксгибиционизму!

— Это все она, эта дрянь, его тайная пассия, — мрачно сказала Ирка. — Она очень дурно влияет на Моржика.

— Тогда мы еще более дурно повлияем на нее! — заявила я, торопясь утешить расстроенную подружку.

— Набьем ей заячью морду? — с надеждой спросила обманутая жена.

— И повыдергаем птичьи перышки! — добавила я.

— Отлично! — Кровожадный энтузиазм вытеснил из голоса Ирки обиду и скорбь. — Значит, я заеду за тобой завтра в половине пятого. Мы сядем Моржику на хвост, проследим за ним, потому что иначе не найдем нужный фонтан, и накроем зайцевидных ласточек прямо на месте преступления против морали и нравственности!

— Завтрашний вечер обещает быть интересным, — без большого восторга пробормотала я, но подруга уже отключилась и моих слов не услышала.

Дверь квартиры, к которой я в процессе разговора удобно привалилась спиной, содрогнулась и затряслась. Думая, что это пришел с работы глава нашего семейства, я посторонилась и открыла дверь, но за ней стоял не Колян, а чокнутая бабка Светлана Михеевна со второго этажа. На ней были байковые пижамные штаны и большая, некрасиво растянутая трикотажная майка, под которой явственно виднелся бюст, конфигуративно вполне соответствующий майке. Когда-то Михеевна была красоткой, но те времена давно прошли, оставив пожилой даме на память о себе неистребимую привычку броско наряжаться. Штаны на Михеевне были ярко-зеленые, майка желтая, а на голове пламенел широкий красный ободок, похожий на кокошник. Он удерживал от эмиграции с полуголого черепа престарелой кокетки последние волосики, выкрашенные в насыщенный бордовый цвет.

Пробегающий мимо Мася

при виде красно-желто-зеленой Михеевны остановился и громко, с радостной надеждой спросил:

— Мамочка, уже пришел Новый год?

— Нет еще, — ответила я и вопросительно взглянула на пришедшую вместо Нового года Михеевну.

Она была мало похожа на Деда Мороза и еще меньше — на Снегурочку. Бабка нервно притопывала ногой и похлопывала себя по расплывшемуся бедру пластмассовой мухобойкой.

— Опять грохочете?! — накинулась она на меня. — Я уже предупреждала, будете грохотать — милицию вызову! И грохочут, и грохочут, сволочи! Сколько можно грохотать?

— По закону любой сволочи можно грохотать до одиннадцати часов вечера! — вежливо ответила я, посмотрев на наручные часы. — А сейчас только восемь.

— Так вы еще три часа грохотать будете?! — возмутилась соседка.

— Нет, не будем, — успокоила я ее, не желая скандалить с сумасшедшей. — Мы на сегодня свой норматив по грохоту уже выполнили, идите к себе.

— Мамочка, бабушка идет на елку? — встрял в разговор Масяня.

— О чем говорит этот ребенок? — напряглась Михеевна.

— Не знаю, — я пожала плечами. — Нет, Коля, бабушка не идет на елку.

— А почему она в костюме? — не отставал любознательный ребенок.

— Чем ему не нравится мой костюм? — заволновалась старая модница.

— Красивый костюм! — совершенно искренне похвалил Масяня. — Красный, желтый, зеленый! Ты, бабушка, в костюме Светофорика, правильно?

Я прыснула в ладошку. Михеевна гневно покраснела, еще глубже вживаясь в колоритный образ Светофорика, и угрожающе сказала:

— Ах, вы так! Ну ладно! Сволочи! — и захлопнула дверь.

Я вздохнула. С соседями надо жить мирно, а с такими соседями, как Михеева, — в особенности. Она жутко вредная бабка. Ее манера всех вокруг называть сволочами — это еще полбеды. В прошлом году, когда маленький Мася дорос до почтового ящика и повадился хлопать его металлической дверцей, эта грымза в борьбе за кладбищенскую тишь намазала нам ящик солидолом! Пришлось покупать новое вместилище для почты и новые варежки для ребенка. Жаль, не было возможности заодно купить новую квартиру.

— Коленька, пожалуйста, не надо больше топать, кричать и ронять табуретки, — попросила я. — Баба Света очень сердится, когда шумят.

— Ба-бах! — с грохотом распахнулась входная дверь.

— А вот и я! — радостно возвестил Колян.

Говорил он в полный голос, но слышно его было плохо, человеческую речь заглушил возмущенный животный крик: карликового тигра Филимона, неразумно спрятавшегося от Масяни за дверью, прижало к стене.

— Филя! — закричала я.

— Папа! — завопил Масяня.

— Сволочи! — заорала Михеевна, разноцветная фигура которой нарисовалась на лестничной площадке позади Коляна.

— Баба Света-Светофорик! — громогласно возрадовался Мася.