Агатангел, или Синдром стерильности
Шрифт:
И в чем-то я могу ее понять. Ведь, кроме меня, в нашем доме никто ничего не выписывает. Подписка давно вышла из моды, не только из соображений экономии, но и потому, что население взяло себе привычку при случае покупать прессу в киоске или читать ее на рабочем месте в электронной версии. Как следствие — жизнь почтальонов стала существенно легче, и потому можно считать справедливой обиду редких представителей этой профессии, которым все еще приходится оказывать такую рудиментарную услугу. Наверное, я и сама ничего не выписывала бы, но утром, еще до выхода из дома, я должна читать газету, в которой работаю, чтобы подготовиться к совещанию в редакции. Хотя этого я пани Миле не объясняла. Мне казалось достаточным оформить подписку на почте.
— Ваша газета, — традиционно буркнула мне почтальонша и сегодня, после того, как я открыла ей двери. После бурного празднования накануне вставать было еще тяжелее,
— Распишитесь, пожалуйста. — Пани Миля передала мне еще и официальный бланк повестки, где было написано, что меня вызывают в милицию.
Раздражение почтальона по поводу выписанной мною газеты недолго оставалось пассивным. Сначала она каждый день бросала «КРИС-2» в мой почтовый ящик, хотя почти никогда не успевала сделать это утром. Обычно я находила газету в ящике, возвращаясь с работы, а иногда заставала почтальона за выполнением своих профессиональных обязанностей. Мои несмелые просьбы приносить газету с утра не имели желаемого эффекта. Более того, пани Миля предложила, что она будет приносить в пятницу всю стопку газет за неделю, а если не успеет, то в понедельник. Еще она может оставлять газеты для меня в почтовом отделении, а я за дополнительную плату буду забирать их сама. «Или, — посоветовала мне почтальон, — подпишитесь на что-то человеческое, с рецептами там, с телепрограммой или хотя бы с объявлениями, чтоб выходило дважды в месяц, зачем вам столько макулатуры?»
Я отказалась. Тогда она по собственной инициативе начала приходить в удобное для нее время. То есть раз в неделю или раз в две недели. Я позвонила начальнику отделения. После того, как шеф обязал пани Милю исполнять мои «прихоти», ведь понятно, что именно так это выглядит в глазах женщины с тремя детьми, пятью огородами и мужем-пьяницей, наш почтальон будит меня в шесть утра. И я не имею права роптать, ведь за дополнительный сервис личного вручения газеты не доплачиваю. Так продолжается уже несколько месяцев, и в наших с пани Милей отношениях даже появилось своеобразное взаимопонимание: она получает некоторое удовольствие, увидев мое заспанное лицо, ведь я никогда раньше не вставала так рано. А я получаю газету и еще два часа свободного времени перед началом рабочего дня. И это в целом удобно, хотя и не слишком позитивно сказывается на моем мировосприятии. Как выяснилось за период вынужденных пробуждений в шесть утра, привыкнуть к этому факту мой организм не способен и реагирует чувством глубокого раздражения, лишенного конкретных причин. Где-то между шестью и семью я, кажется, способна возненавидеть даже холодильник за то, что он гудит слитком громко, а еще больше за то, что он пуст. На протяжении дня раздражение и недовольство претерпевают ряд незначительных модификаций и слегка ослабевают сразу после калорийного обеда или же усиливаются в случае отсутствия такого обеда или обеда как такового. Но деструктивное представление о мире не оставляет меня до самого вечера, и недавно я с ужасом поняла, что тихо ненавижу пани Милю и мечтаю о том, чтобы ее уволили, чтобы она заболела и ушла на больничный, чтобы бросила наконец эту работу, и даже если ее собьет машина — я не уверена в своей реакции. Ясно одно: с этим срочно надо что-то решать.
В самом начале этой истории мы уже делали попытку наладить дружественные отношения. Пани Миля рассказала мне, как тяжело бывает выходить из дома в пять, когда у тебя трое маленьких детей. Как болят ноги и руки в конце смены, как портит настроение начальник, как тяжело теперь найти работу и как часто увольняют почтальонов. Мне стало жалко бедную женщину, я дала ей свой телефон и разрешила звонить, когда у нее заболеют дети, тогда я сама буду забирать газету. Она позвонила на следующий же день, потом еще через день, потом начала звонить каждый день, и весь месяц я бегала за газетой на почту, чтобы не подвести пани Милю, хотя до газетного киоска мне значительно ближе. Потом она попросила разнести почту по соседним квартирам, потом по соседним домам, и я поняла, что вскоре мне придется уволиться с основной работы, ведь начнется весна, нужно будет вскопать огороды, потом выполоть бурьян, собрать урожай…
Кроме того, я не успевала прочитать газету утром, вынуждена была откладывать это на вечер, из-за чего как-то раз один и тот же материал был напечатан дважды, и я получила строгое предупреждение от главного редактора. Тогда я перестала забирать газету с почты и начала покупать ее в киоске, но пани Миля обиделась, потому что на недельную стопку моих недоставленных газет случайно обратил внимание начальник почтового отделения, и почтальонша получила выговор.
Сегодняшняя ее победная усмешка — это демонстрация
Так, по крайней мере, мне показалось. Хотя на самом деле все было совсем не так. И пани Миля, отдавая повестку, вовсе не желала мне зла, то есть предварительного задержания, подписки о невыезде или заключения в тюрьму. В этот момент почтальонша думала совсем о другом. Ее радостная улыбка относилась к месячным, которые наконец начались после почти недельной задержки. В течение этой тревожной недели она уже даже начала подозревать, что муж, которому она полгода назад отказала в сексе до того времени, когда он окончательно бросит пить и начнет больше зарабатывать, ночью тайком все же исполняет супружеский долг. Именно сегодня пани Миля собралась пойти к акушерке Лиде, но все счастливо разрешилось, и теперь у нее было чудесное настроение. В состоянии эмоционального подъема она даже не обратила внимание на бланк повестки, который мне отдала. И это уже было совсем не похоже на пани Милю, ведь она любила быть в курсе всего, что происходит на вверенном ей участке.
Но я, конечно, не могла всего этого знать. Характер нашего с почтальоншей общения не выходил на требуемый для таких откровений уровень искренности, и поэтому ей пришлось держать свою маленькую женскую радость в себе, при всем желании поделиться ею хоть с кем-нибудь.
Она все же не удержалась и при выходе из подъезда торжествующе улыбнулась уличной кошке, бросив ей многозначительное «Вот так-то вот!». В этом возгласе пани Миля попыталась выразить всю противоречивость эмоций, которые ее переполняли. Ведь несмотря на нежелательность четвертой беременности (мизерные доходы, прогрессирующий варикоз, опущенная матка и запущенная мастопатия), ей-таки было бы приятно, если б ее Степан все еще время от времени не мог сдержать своего мужского естества, ведь это приятно каждой женщине. С другой стороны, «месячка», как это называется в кругах пани Мили, и не только в ее кругах, — это еще не доказательство эротического равнодушия мужа. Может быть, он взаправду тайком, ночью — ведь не случайно ей время от времени снится что-то странное и беспокоящее, после чего она просыпается от приятного замирания внутри, такого приятного, как не бывало с ней даже в те моменты, когда действительно… Но такие постыдные мысли не приличествуют матери троих детей, в этом пани Миля убеждена на сто процентов. Даже на сто один. Поэтому она берет себя в руки, гордо поднимает голову и, сохраняя идеальную осанку, шагает к почтовому отделению «показаться на глаза шефу».
В канализационных трубах загудела вода, мощно врываясь в гармонию привычных в эту пору звуков и запахов, которые дают достаточно четкое представление о том, как проводят утро в сопредельных квартирах. Сосед сверху закурил первую утреннюю «Приму». Наверное, сигарета стимулирует его кишечник, потому что каждый раз после того, как в мой туалет проникает запах сигаретного дыма, сразу же слышится и характерный звук, интенсивность которого вызывает подозрение, что сосед употребляет сильнодействующие слабительные средства. Не может же у него постоянно быть расстройство желудка.
Его пес скулит, видимо, это он сделал кучу перед моими дверями, запах проникает даже сквозь них.
Соседи справа несколько недель назад поженились, и теперь каждое утро занимаются любовью в ванной, их стоны сопровождаются густым ревом воды в трубах и жалобами соседки снизу, которую я часто встречаю на улице по дороге на работу. Она выгуливает своего котика (летом он почти полностью облезает, а зимой его одевают в шерстяной балахон, поэтому я не знаю, какой он масти) и жалуется мне, что на потолке у нее просачивается вода, которую молодые выплескивают из ванной.
С соседями слева у нас одна общая стена, которая у них расположена на кухне, а у меня — в спальне. Запахи их завтрака, как правило, оснащают мои сновидения завершающими сюрреалистическими подробностями. Например, под аромат подгоревшего молока, с которого у соседей часто начинается утро, мне всегда снятся помойки, а жареное сало дополняет образ визуальными деталями: лето, послеполуденная жара, вокруг помоек лениво кружат откормленные мухи, бомжи вытаскивают из контейнеров объедки, обнюхивая их на предмет съедобности, а рядом за их действиями с интересом наблюдают дети и обсуждают идею «поиграть в бомжей». А потом внезапный порыв сильного ветра подхватывает бомжей, и они летят куда-то ввысь, энергично размахивая крыльями и пробуждая ото сна разомлевших на солнце бездомных псов. Потом и псы поднимаются ввысь, вместо крыльев размахивая ушами, а из их пастей вырывается не жалобное поскуливание и не оскорбленное рычание, а один за другим выпадают большие белые цветы и опускаются на землю пахучими лепестками. Но это уже, кажется, из какой-то песни.