Агент 000
Шрифт:
– А не поздно ли мне и моим людям учиться, мы уже не такие молодцы, самый молодой из нас недавно тридцать пять отпраздновал?
– Ничего, это даже лучше, чем вам кажется. Только взрослого человека можно обучить многим премудростям этой работы, особенно если у него есть к этому талант. Вот, к примеру, у вас такой талант есть.
– Какой талант?
– Талант к перевоплощению. Вам надо было по молодости не в МГУ идти, а в театральный. Были бы сейчас известным киноактёром.
– Бросьте, никогда не видел себя на сцене, а на съёмочной площадке и подавно.
– И, тем не менее, это так. Позже вы и сами себе удивляться будете, уж поверьте моему опыту старого разведчика. Да ещё к языкам у вас склонность явная, сколько вы их знаете?
– Ну…, свободно говорю на английском, немецком, испанском, немного владею французским и японским языком, совсем чуть-чуть китайским, там слух нужен, а у меня он не очень. Сами понимаете,
– Вот видите, я не думаю, что вы долго учили каждый язык отдельно.
– Нет, только в школе тяжело было. Нам так английский преподавали, что лучше бы не преподавали вообще. Сейчас мне достаточно сначала просто слушать чужую речь, особенно чужие песни, изучить грамматику, а потом прочесть несколько книг на другом языке и я могу на нём говорить и даже думать. Но так стало не сразу. Когда у меня встал вопрос с необходимостью срочно изучить английский язык, чтобы просто хорошо общаться, то я сначала узнал, что знания языков и склонность к науке и изобретательству противоположны друг другу. Ты или языками владеешь или математическим аппаратом. И именно такая совершенно невозможная задача подвигла меня разработать общую модель языка, как средства представления внешнего мира во внутреннем и созданием среды общей коммуникации. Исписал целую кучу формул, пытался перевести всё в цифры, которые мне всегда были близки. Толку от этой работы не возникло совершенно, разве что потренировался в математике. А потом просто сформировал у себя в голове особое образное представление по одному методу устного мнемонического счёта и вычислений, через визуализацию чисел и формул. Я слышу слово, а потом его вижу в виде особого трёхмерного образа с гранями, и к каждой грани прилепляется слово на каком-либо языке. Эти слова-образы связываются, вернее — слипаются друг с другом только совместимыми ярлыками, так что структура речи на каждом языке получается исключительно своя. Я слышу фразу на одном языке, она перестраивается у меня в голове в визуальную конструкцию из образов, потом, если надо, она перестраивается в конструкцию на другом языке, и я могу сделать точный перевод. Всё это происходит очень быстро, быстрее, чем я сам могу говорить. По-сути у меня получилось одна из мнемонических методик, применяющихся для развития памяти и технического изобретательства. А теперь я в перспективе могу очень быстро освоить любой язык.
После краткого монолога я посмотрел на лица своих собеседников и понял, что минимум половина из сказанного мной сейчас для них осталась совершенно непонятной, но виду никто из них так и не понял, типа того, что я сказал им какую-то известную банальность.
– Это очень редкий талант — создавать такие методики, если бы мы о нём знали во времена вашей молодости, то мы, скорее всего, были бы коллегами по работе.
Снова народ дружно засмеялся. Меня практически отпустило чувство того, что на меня оказывается давление. Даже если оно и было, то я с ним скорее соглашался, оно было для меня приятным. Да и сами дальнейшие перспективы виделись весьма интересными. Будет, естественно, не просто убедить моих людей принять такой план, однако ко всем моим талантам прилагался и талант убеждения. Справлюсь, не впервой. Потом мы ещё долго говорили на разные отвлечённые темы, и 'конторские' ушли, когда была уже глубокая ночь. Под утро мне приснилось, что я в роли Агента 007 спасаю блондинку с большой грудью от целых толп каких-то мелких китайских мафиози, вооруженных автоматами Томпсона. И теперь, совершая утренние процедуры, наконец, чувствовал, что моя жизнь изменилась, изменилась так, как я не мог предположить ещё месяц назад. Мне нравились эти изменения, и я был уверен, что сомневаться уже поздно, теперь пойду до самого конца, каким бы он ни был.
12 июля 1996 года где-то в двухстах километрах от Москвы лаборатория у портала
Со своим коллективом мы собрались обсудить дальнейшие наши перспективы у меня в лаборатории. Вернее не в самой лаборатории, а на поляне недалеко от неё, где мы расстелили скатерть со всякой едой и питьём. Я вытащил из дома старый большой самовар и разжег мангал. Правда, от приготовления мяса я был недружелюбно отстранён под предлогом, что 'ты опять всё засушишь, как тогда', но я не особо возражал. Готовить шашлык я и вправду умел не очень, никогда вовремя не замечая, что его нужно переворачивать или снимать вовсе. После того, как мы отведали уже вторую порцию шашлыка, запивая кто горячим, а кто и горячительным, я вкратце пересказал народу свой разговор с 'конторскими' и огласил собственное решение о дальнейших работах. И всё же некоторое чувство, что меня как-то дешево купили, взяв на патриотизме и какой-то там 'любви к родине, партии и народу', вот бы знать, как эта 'любовь' выглядит, ещё долго не покидало меня. Отчасти это сказалось на том, что мой коллектив вместо того, что бы сразу же поддержать меня после моей пламенной речи, ударился в жесткие позиционные споры. Когда кончались аргументы, начинали переходить на личности, больше всего досталось, естественно, мне. Дело постепенно начинало пахнуть дружеским мордобоем, что у нас один раз уже было. Я уже сжимал за спиной кулак, прикидывая, кому из своих оппонентов первому смачно вдарить по уху, когда в лесу послышался шум мотора. К нам ехали гости, те самые 'конторские', с которыми на сегодня была назначена встреча и знакомство наших коллективов. Медленно из леса к нам приближался большой армейский многоосный грузовик с большим железным кузовом, остановившийся метрах в десяти от места, где располагалась наша уже не такая и дружная компания.
– Привет, Сергеич, — издалека поприветствовал меня Сергей, выпрыгивая из кабины и махая рукой. — Сейчас ещё автобус подъедет, подождите чуть-чуть, — продолжил он, подходя ко мне и здороваясь за руку.
– Вы бы сюда ещё на танках приехали, злорадно отвечаю ему я, — зачем вам грузовик да ещё автобус нужен, что, обычные джипы уже отменили?
– Ну что же ты не сказал заранее, приехали бы на танках. Вот только жить в танках как-то неудобно будет. А в автобусе даже кондиционер есть. Правда он для северных условий, только нагревать может. Как раз для лета.
– Так вы что, сюда к нам на постоянное жительство пожаловали, — недоумевал я, что сказалось на моём голосе.
– Гораздо хуже, Сергеич, вы тоже теперь будете постоянно здесь жить.
Если сказать честно, то я от слов Сергея практически впал в ступор. Хотя он говорил несколько насмешливо, но общий тон выдавал вполне серьёзное заявление. Я оглянулся и посмотрел на своих коллег, которые весь наш диалог прекрасно слышали, и теперь пребывали в лёгком замешательстве, внимательно глядя на меня.
– Хорошо, я оценил шутку, — взяв себя в руки, ответил я, — а теперь рассказывай серьёзно, что вы там без нас за нас нарешали?
– Сергеич, всё серьёзней некуда, — уже вполне по-деловому продолжил Сергей, — ваше неожиданное открытие нуждается в режиме срочной и чрезвычайной секретности, так как ставки в возможной игре будут больше чем жизнь… ваша жизнь, вернее — наших жизней вместе взятых.
Сзади мой народ уже начал роптать, всячески высказывая своё недовольство такими 'предъявами', и в этот момент из леса показался 'автобус', если таковым можно назвать ещё один большой армейский грузовик, вместо кузова которого была установлена пассажирская часть от старого автобуса, правда с затемнёнными стёклами. 'Автобус' остановился, открылись двери и на землю стали бодро выпрыгивать люди в полной боевой экипировке, быстро распределяясь по поляне, и сразу же занимая сектора обороны, как будто ожидая атаки неизвестного противника. Дело действительно было серьёзно. Последними из 'Автобуса' вылезли Семён Петрович, Аркадий Михайлович и Дмитрий Анатольевич. Всё оперативное руководство было в сборе. Аркадий Михайлович не спеша направился в нашу сторону, явно собираясь разрядить возникшую немую сцену гоголевского 'к нам приехал Ревизор, да-да, в самом деле — ревизор, а не хрен собачий'.
– Прошу нас извинить, за столь бесцеремонное появление, — начал Аркадий Михайлович, едва подойдя к нам, — от кого-то из здесь присутствующих, — он обвёл нашу компанию рукой, — произошла утечка информации, которую мы смогли перехватить. А потому, до тех пор, пока мы не выясним от кого именно, как и зачем, никто не покинет это место.
Вот тебе раз, хоть стой, хоть падай, у нас в дружном коллективе, оказывается, есть шпион вражеской разведки. И пока мы его не вычислим, и не покараем публично, будем сидеть тут до 'второго пришествия'. Да, подкинула 'контора' нам задачку. Хотя, могло быть и то, что нас просто так изящно разыгрывают, чтобы мы не возражали против того, что с нами будут делать. Классическая схема 'разделяй и властвуй' в прикладном приложении к моему коллективу. Я подошел совсем близко к Аркадию Михайловичу, предложив отойти в сторону, чтобы поговорить с глазу на глаз.
– Это правда, что вы сказали, или специальная такая деза, чтобы быстро склонить нас к сотрудничеству, тихим голосом начал я, когда мы отошли от всех шагов на сто. — Если второе, то зря вы это, я так с вами работать не буду, и мои люди тоже откажутся. — А из-под палки у вас всё равно ничего путного с нами не выйдет.
– Я знал, что вы мне не поверите, а потому привёз доказательства, которые убедят именно вас. Вы сами как раз вне подозрений, так как за вами лично сразу было установлено скрытое наблюдение, а вот кто-то из ваших коллег работает не только на вас. Вот послушайте сами, — сказал Аркадий Михайлович, доставая из кармана сотовый телефон неизвестной мне модели и нажимая на нем комбинацию кнопок, включая диктофонную запись.