Агент 013
Шрифт:
– Хочешь перекусить? – предложила я, когда мы выехали на улицу.
– Нет, – коротко ответил Федор.
Спустя минуту я предприняла новую попытку завязать отношения:
– Если ты куришь, то я не против.
– Не курю, – прозвучало в ответ.
– На заднем сиденье есть вода, – не успокаивалась я, – всегда вожу с собой бутылки, вдруг пить захочется.
Приходько отмолчался. Почти не моргая, он смотрел в лобовое стекло.
– Включи радио! – предложила я.
– Не хочу, – отозвался стажер.
– Можно диск, если предпочитаешь свою музыку.
– Не предпочитаю.
Я
В полнейшем молчании мы добрались до нужного дома, оказавшегося еле живой от старости пятиэтажкой. Я вклинила внедорожник в крохотную щель между мусорным бачком и «Жигулями», потом коротко приказала:
– Никакой самостоятельности. Все разговоры веду я.
– Понял, – согласился Федор.
В подъезде отвратительно воняло, ступеньки и перила были безобразно грязными, стены покрывали надписи нецензурного содержания, на подоконниках и на полу под батареями валялись окурки, среди которых легко различались остатки косяков с травкой. На третьем этаже я не выдержала и нарушила данное самой себе обещание не говорить с Федором:
– Давно не была в таких загаженных подъездах.
– Это общежитие. Жильцы часто меняются, – вдруг вполне охотно ответил Приходько.
– На дверях квартир по одному звонку, – не согласилась я, – и на площадках нету рядов помойных ведер, с чего ты взял, что тут общежитие?
– Показалось, – буркнул Приходько, – спиной почуял.
– У тебя там антенны? – захихикала я. – Считывают информацию из космоса?
– Нет, – без тени улыбки возразил Федор.
Дверь в квартиру Осипа открылась сразу.
– Мама! – закричал маленький мальчик. – Люди!
В тесную прихожую вышла коренастая женщина, одетая в черное. Она была некрасивой, мужеподобной: короткие ноги, широкие плечи, бесформенный нос, тонкие губы и маленькие глаза. Хозяйка даже не пыталась себя приукрасить, она никогда не придавала бровям форму, а на ее лоб свешивалась рваная, словно обгрызанная челка, и это не было работой опытного парикмахера. Похоже, Соня собственноручно стригла волосы.
– Вы из конторы? – низким, чуть хриплым голосом спросила она.
– Нам надо поговорить, – ответила я, – желательно наедине.
– Саша, возьми брата и посидите на кухне, – попросила мать.
Мальчик взял за руку другого малыша, и они исчезли. Мы с Приходько стащили обувь и прошли в крохотную комнату.
Свободного места здесь не было. У одной стены высилась детская двухэтажная кровать, у другой стоял старый диван, супружеское ложе Кошмаровых, его подпирал трехстворчатый шкаф. В центре громоздился стол, окруженный табуретками. Полированная столешница, не прикрытая скатертью, походила на свалку: книги, погремушки, детские бутылочки, карандаши, фломастеры, пеленки – все валялось вперемешку. В углу около окна на тумбочке высился телевизор, чей возраст, наверное, приближался к моему. Довершала картину кроватка, в которой сидел ребенок в линялой, некогда розовой пижаме. Я не умею определять на глаз возраст детей. Этот мне показался крошкой.
– Контора поможет мне оплатить похороны? – тихо спросила Софья. – Я
Я растерялась и села на диван, который был завален разной ерундой. На продавленных подушках лежали бесплатные газеты, пара оберток от дешевого печенья, несколько сломанных карандашей, резиновый мячик, пластмассовый пистолет, полусобранные пирамидки, флешка для компьютера и неожиданно дорогой мобильный телефон. Впрочем, последний нищей семье мог подарить кто-нибудь из друзей или родственников. Приходько место на софе не хватило, он столбом маячил в проеме двери.
– Не думайте, что я плохая хозяйка, – сказала Софья, – всегда имела небольшой денежный запас на форс-мажорный случай, но потом забеременела Риточкой. У нас до нее было два мальчика, Саша и Андрюша, третьего мы не планировали, но Осип категорически возражал против абортов.
Софья взяла со стола пеленку и уточнила:
– Был. Противником абортов. Был. Муж говорил: «Сколько детей Бог дает, столько и надо рожать». Я пока не работаю, вот мы и очутились в стесненном положении.
Мои глаза невольно задержались на руках Сони. Они были грубыми, топорными, а вот ногти, слишком коротко, по-мужски остриженные, были тщательно отполированы и покрыты бесцветным лаком, Соня явно делала на днях маникюр. Я удивилась: меньше всего жена Кошмарова походила на даму, которая посещает салон красоты. Справившись с изумлением, я сказала:
– Непросто решиться на третьего ребенка при ваших жилищных условиях.
Софья посмотрела на коляску.
– Мы всегда хотели девочку, а получались мальчики. Осип был так счастлив, когда появилась Риточка. Конечно, из-за своей ответственной работы супруг не мог много общаться с детьми, но он всегда старался прийти пораньше, чтобы почитать им на ночь сказку. Исключая, конечно, те годы, когда служил под прикрытием. Сейчас, наверное, можно об этом говорить? Я лишь с вами откровенна, понимаю, бывших агентов не бывает, даже после их смерти необходимо сохранять тайну. Но вы же из конторы! Слава богу, что пришли! Я вас так ждала, думала: неужели они вдову коллеги бросят!
У Софьи затряслись плечи, я попыталась открыть рот, но меня опередил Федор.
– Можно воды? – спросил он.
Кошмарова выпрямилась.
– Да, конечно, извините. Саша! Налей дяде чашку и принеси в комнату, только осторожно, не расплескай.
– Я лучше с пацанами на кухне посижу, – сказал Федор и вышел.
Соня уставилась на меня. Я не знала, как себя вести, поэтому тихо предложила:
– Расскажите мне о муже.
– Вам интересно? – с надеждой спросила Соня.
– Очень, – кивнула я.
– Правда? – не поверила Софья. – Для меня будет огромным утешением вспомнить о нашей любви. И, думаю, в конторе не понимали, как Осип относился к работе. Наша семья вся служила, и я, и дети. Зарплату мы не получали, орденов нам, как мужу, не вручали, но ведь…
Соня захлебнулась словами и снова уставилась на коляску.
– Ваш супруг имел государственные награды? – обомлела я.
Художница встала, вытащила из-под дивана железный ящик, оглянулась на дверь, взяла одну диванную подушку, расстегнула молнию на чехле и достала крохотный ключик.