Агент абвера
Шрифт:
С лестничной площадки Никулин попал в коридор. В него выходили четыре двери. Комендант пояснил:
— Первая комната — моя. В следующей живут господа немецкие солдаты, мои помощники, — с достоинством подчеркнул он. — А в двух остальных — курсанты… Вот ваша постель, — указал комендант на один из набитых соломой матрацев, лежавших на длинных дощатых нарах, устроенных вдоль стен комнаты.
Матрацы лоснились от грязи, пахли сыростью, прелью. Но все–таки это не голые доски!
— Где же можно получить одеяло и простыни? — спросил Никулин.
Брови старика удивленно поползли вверх:
— Здесь не
Разгневанный комендант вышел, а Никулин в душе выругал себя. И надо же ему выскочить с дурацким вопросом! Теперь небось доложит кому следует: недовольство, мол, проявил.
В Гуцаловском лагере жилось куда вольготнее, чем в Саласпилсе. Не избивали, питание было получше. Работать, правда, здесь заставляли с утра до ночи.
Едва забрезжит рассвет, обитатели Гуцаловского лагеря строились на работы. Приходили немцы–подрядчики, отбирали людей и уводили в город. Будущие шпионы штукатурили дома, рыли канавы, таскали мешки. Ходили пленные теперь без конвоя, но строем, под командой старшего. Дисциплина поддерживалась строгая. Немцы сфотографировали каждого обитателя лагеря, сняли отпечатки пальцев. Так что, попытайся кто–нибудь бежать, разыскать его будет не так уж трудно.
Курынов рассказал Николаю Константиновичу, что лагерь назван по фамилии его основателя — бывшего военного моряка Гуцалова. Он долгое время пользовался у немцев почетом и полным доверием. Но потом гитлеровцы расстреляли своего приспешника. Кто говорит, что надежд не оправдал, а кто подозревает, что чекистами подослан был. Всякое болтают люди.
Николай Константинович внимательно выслушал Курынова и усмехнулся:
— С такими солдатами фюрер долго не повоюет! Дни, до предела заполненные работой, летели быстро.
Но Никулин успел изучить многих обитателей дома с колоннами. Опыта в этом отношении у него было несравненно больше, чем у его лагерных начальников. Цепкая память контрразведчика прочно удерживала десятки имен, фамилий, особых примет всех, с кем приходилось близко общаться. Это могло пригодиться, если удастся выбраться к своим.
В Гуцаловский лагерь время от времени наезжали инструкторы из разведывательных школ. Одна из них размещалась в Риге, на берегу озера Балтэзерс. Там готовили диверсантов–подрывников. Вторая находилась в Валке и готовила агентурных разведчиков. Куда и кого из курсантов направить — решали сами немцы.
Наступил день, когда для отбора кадров в лагерь приехал майор, начальник школы. Называть его было велено герр Рудольф.
— Никулин! — вызвал переводчик.
Николай Константинович вошел в кабинет, стал навытяжку перед начальством. Герр Рудольф, высокий блондин с голубыми глазами и красивыми, правильными чертами лица, молча курил сигарету и рассматривал Никулина. Казалось, он вовсе не слушал доклада Плетнева.
— Никулин дисциплинирован, исполнителен, трудолюбив, — говорил Плетнев, — ни в чем предосудительном не замечен.
— Откуда вы родом, Никулин? — неожиданно спросил майор.
Все, что могли сообщить Плетнев или комендант лагеря, ему уже было известно. Майор хотел сам поговорить с кандидатом в разведшколу. Плетнев моментально замолчал, а Николай Константинович постарался придать своей позе еще больше почтительности. «Вот она проверка, — молнией пронеслась мысль. — Это тебе не Плетнев. Тут ухо востро держи». И Никулин ни на секунду не замедлил с ответом:
— Из Подмосковья, господин майор, есть такой там поселок Кусково. Там родился, там и жил.
— О, я хорошо знаком с этим городишком, — оживился майор. — Мне часто приходилось бывать там.
По–русски майор говорил легко и чисто.
Николай Константинович догадывался, что перед ним опытный немецкий разведчик, специально подготовленный для работы в Советском Союзе. Такого легко вокруг пальца не обведешь. И он был прав. С Никулиным беседовал начальник Валкской разведывательной школы, известный подчиненным, обучавшимся в разведшколах, под псевдонимом «Рудольф». Конспирация вынуждала майора довольно часто, в зависимости от обстановки, менять фамилии, имена, звания. Но в руководящих кругах абвера хорошо знали его настоящие имя и фамилию: Адольф фон Ризе (Ризен). Николаю Константиновичу было бы интересно узнать, что его собеседник родился и вырос в Москве. Отец его, преуспевающий в царской России делец, не препятствовал сыну общаться с русскими людьми, изучать их язык, характер и обычаи. Однако, когда юноша подрос, родители увезли его в Германию. Здесь юный фон Ризе окончил университет и еще одно специальное учебное заведение, которое позволило ему занять пост видного сотрудника германского посольства в Москве.
Правда, на дипломатической работе кадровый разведчик немецкого абвера Адольф фон Ризе ничем не проявил себя. Но он свободно владел русским языком, прекрасно знал Москву и Подмосковье. И начальство ценило его. Пятнадцать лет скрывался под маской дипломата фон Ризе. И все это время он занимался шпионажем, сбором разведывательных данных о Советском Союзе и Красной Армии.
— Где в Кускове стоял ваш дом? — допытывался Рудольф.
Никулин и на этот раз не замедлил с ответом:
— По улице Зеленой, дом три, господин майор.
— Зеленая, Зеленая… Это там, где кинотеатр новый построили? Как он называется, не помните?
Николай Константинович внутренне насторожился. Тот, кто жил в Кускове, не мог не знать, что кинотеатр построили не на Зеленой улице, а на Подгорной, которая расположена в противоположном конце городка. Значит, майор не знает, поселка или знает, но плохо. Возможно, побывал проездом. Но если немец хорошо знаком с Кусковом и все же проверяет, пытается спровоцировать, — не означает ли это, что он играет с Никулиным, как кошка с мышкой? Может, он давно навел необходимые справки и узнал что–нибудь о настоящем Никулине? Тот действительно жил когда–то в поселке Кусково. Что, если немцы послали агента в Кусково и тот установил личность Никулина? Ведь мог же он вернуться в родной дом.
Напрягая всю волю, чтобы не выдать своей тревоги взглядом, мимикой, жестом, Никулин медленно произнес:
— У нас в поселке все время клуб был — нардом — народный дом, значит, а перед войной построили кинотеатр «Ударник». Только он не на Зеленой, господин майор, а на Подгорной улице стоит. Знаете, которая к базару идет? Мосточек там такой через ручей, аптека неподалеку. А на Зеленой новую почту строить начали, да война помешала.
— Да, да, правильно. А я было позабыл. Кинотеатр действительно построили на Подгорной. Ты прав.