Агент из Версаля
Шрифт:
Зодич краем глаза заметил, что артистка на эти слова иронично усмехнулась. Вышла заминка. Что-то в отношениях «четы» ему показалось странным. Сикорский понял затянувшееся молчание по-своему:
– Портреты Люции писали знаменитые художники. Но то было давно, когда мы жили в свободной Польше. Но час настанет, и мы вернемся домой. И оставим это несвойственное нам занятие смешить людей. Поляки не созданы для унижений. Впрочем… Вы на карнавал, мсье Клод?
– Да, мне давно хотелось побывать здесь.
– Осталось недолго, всего два дня. Я искренне приглашаю вас на наше представление. У нас есть чудесная придумка. Не так ли, Люция?
– Да, мне было бы приятно видеть вас, мсье, – проговорила актриса, пристально взглянув на нового знакомого. – Однако, если вам не нравится комедия, не смею вас неволить.
– Напротив, у нас есть свой французский театр комедии. Наша жизнь столь безрадостна и сурова, что душа требует забвения в веселье и смехе. В гостинице «Палаццо Белла», где я остановился, дни напролет пируют купцы и матросы, и мне это нравится. Счастливый человек не станет воевать или… убивать. Увы, в мире немало злоумышленников.
Сикорский бросил из-под полы шляпы настороженный взгляд, с излишней бравадой заметил:
– Первая заповедь Христа для людей верующих. Но на тех, кто совершает зло первым, она не распространяется. Дело освобождения родной земли требует борьбы, вооруженной борьбы. Так что, мсье Клод, согласен с вами. Несчастный человек, как я, готов на все. Однако с чего бы это мы пустились в философию? Не лучше ли знакомство сбрызгнуть винцом? Я хочу угостить вас!
– Покорно благодарю. Но, к сожалению, у меня запланирована встреча. В другой раз не премину воспользоваться вашей любезностью, пан Сикорский.
Александр прощально кивнул, ловя напоследок пытливый, взволнованно-теплый взгляд прекрасной польки…
4
Той же ночью в Ливорно Зодич встретился с Христинеком и доложил ему о знакомстве с Сикорскими. Вдвоем они направились к начальнику охраны главнокомандующего – капитану Тарасову, который предложил тайным образом арестовать злоумышленников и вывезти морем в Петропавловскую крепость. Его слова сначала показались Александру верными. Но сомнение в том, что не одни Сикорские могут участвовать в покушении, тотчас озадачило. Да и не было уверенности в том, что это Ярошевский и Браницкая – аристократы, снизошедшие до положения шутов, чтобы участвовать в диверсии. Хотя уже в самом предположении скрывалась жертвенность, которая могла бы заставить забыть об их шляхетском происхождении. Зодич упорно искал выход. Во-первых, необходимо было встретиться с комедиантами еще раз, попытаться выяснить, кто же они на самом деле. Обнадеживало приглашение «пана директора» на спектакль в день открытия карнавала. Стало быть, они оба будут участниками спектакля? А кто же исполнит покушение? И мудреные загадки, и тревожные мысли нагромождались, мелькали, как в калейдоскопе…
За день до открытия карнавала его разбудил хозяин гостиницы и передал записку, которую, по его словам, принесла знакомая из приютного дома. На листочке по-французски было начертано: «Жду вас в полдень в траттории “Вилозо”. Люция». Вмиг его охватили и радость, и чувство тревоги! Это была либо западня (мог предупредить Манульский) либо…
Полька задержалась на полчаса, когда Зодич уже разуверился в ее истинном намерении встретиться. В тратторию красавица вошла вместе со служанкой-толстячкой, таранящей всех, кто попадался на пути. Лицо актрисы скрывала вуаль, но Александр сразу узнал ее высокую стройную фигуру. Извинившись, что опоздала, пани подняла вуаль, села на отодвинутый им стул и отпустила сопровождающую. Взгляд ее был ироничен и смел. Заговорила Люция по-польски:
– Мое время ограничено. За мной следят. Очевидно, вы не помните меня, Александр?
Зодич с недоумением улыбнулся, вглядываясь в лицо актрисы, но ответить не успел.
– Мы с отцом приезжали к вам в Петербург. Он и ваша матушка Ганна были родственниками, кажется, в третьем колене. Тогда я была девочкой и влюбилась в вас, молоденького офицера. Вы удивлены? И вероятно, все позабыли? Так, пан? Впрочем, об этом никто не знает, кроме меня. Вчера, по неосторожности, вас дважды выдал польский акцент. У меня абсолютный слух. Так что… Зовите меня, как прежде, Ядвигой!
Зодич выжидающе улыбался, но краем глаза поглядывал на дверь, ожидая внезапного нападения ее соотечественников. Признание этой загадочной красотки ошеломило его, человека опытного и, как говаривали лекари, «нервически крепкого». Впрочем, колебался конфидент всего миг. Разубеждать женщину, узнавшую его, было глупо.
– Да, вы правы. Меня зовут Александром, и я русский офицер. Но совершенно не помню тех дней, когда вы приезжали к нам…
– В вас, пан, течет шляхетская кровь! – вскрикнула полька – А служите нашим врагам… Об этом Сикорский узнал от пана Манульского, который прибыл вчера. Они сговорились вас прикончить. Но это – безумство и неоправданная жестокость… Я не могла не предупредить вас. Родственный долг обязует. Впрочем, мне пора. – Ядвига одним движением спрятала лицо под темной вуалью и поднялась. – Возможно, я прокляну себя за этот приход… Для меня нет ничего дороже Польши!
– Ответьте, пани, только на один вопрос! – вскрикнул Зодич, также вставая. – Ярошевский – ваш муж?
На сей раз от неожиданности замерла Ядвига и, помедлив, произнесла с вызовом:
– Вам, действительно, многое известно… Мужчине-рыцарю не подобает быть столь любопытным… Не провожайте!
Зодич любовался ее походкой, порывистой и легкой, пока полька не скользнула за дверь. А затем перевел взгляд на два чудесных бокала синего муранского стекла и на стоящий посреди стола такой же, искусно сделанный графин с вином. Пожалуй, приход Ядвиги был действительно тайным…
Тот, кто впервые попадал на Венецианский карнавал, утрачивал на время обычное представление о мире, оказываясь в центре этого феерического зрелища. Вместо людей город наполнялся неведомыми существами, облаченными в «баутту» – черно-белый наряд, состоящий из светлой атласной маски, черного плаща, вуали, шляпы с серебряными галунами, блестящих туфель и белых шелковых чулок. Впрочем, этим одеянием празднующие не ограничивались. Экстравагантные костюмы потрясали воображение и венецианцев, склонных к изобретательности, и многочисленных гостей. Но сильней всего поражала свобода в отношениях между костюмированными участниками карнавала. Каждый делал то, что ему хотелось. Не было предела ни в чревоугодии, ни в любовных утехах, ни в пирушках! Совершалось это открыто и без всякого стеснения, так что парочкам, прилюдно занимающимся любовью, поневоле приходилось выслушивать циничные советы и замечания. Невообразимый гам сотрясал город, уличные клоуны и канатные плясуны до изнеможения смешили прохожих, виночерпии не успевали разливать тосканское по кувшинам и бутылкам, а на площадях, где давал представление театр комедии дель Арте, протиснуться было невозможно, потому что места зрителями занимались заранее. Особенное столпотворение было в центре города, на площади Сан-Марко. Несмотря на то, что здесь находилась гвардия дожа Мочениго и гости-иностранцы, простой люд упрямо ломился, желая посмотреть представление заезжих комедиантов…
Александр в сопровождении двух матросов из охраны Орлова, одетых пиратами, пришел на площадь Сан-Марко часа через три после начала карнавала, но протиснуться к сцене оказалось весьма непросто. Тумаки, удары локтями, шиканье и брань захмелевших зрителей сыпались на него, пока они со спутниками пробирались вперед. Только вблизи сцены он заметил, что здание Прокурации прикрыто оцеплением из солдат, чтобы высокопоставленные особы могли свободно подходить к театральному помосту и наблюдать за зрелищем. Там, среди стоящих, Орлова, к счастью, не было. Глазели на выходки скупого Панталоне и занудливого Доктора, одетого в традиционный черный костюм с белым воротником, всего несколько костюмированных венецианцев и двое тощих англичан, судя по форме, морских офицеров. Узколицые, с козлиными бороденками, чопорые, они и без карнавальных костюмов выглядели презабавно.