Агент Кэт
Шрифт:
Через пару секунд с Тоби покончено.
Убийца вынимает платок из нагрудного кармана. Стирает с клюшки кровавую кашицу. Разворачивается к онемевшим, трясущимся от ужасам одноклубникам — и пытается соблюсти приличия.
— Ещё раз приношу извинения за доставленные неудобства. Джентльмены, разрешите откланяться. Хорошего дня!
Джеймс Эллиотт Уиллби идёт к гольф-карам. Закидывает клюшку за сиденье. Садится за руль — и без всяких препятствий скрывается в воротах на дальнем конце поля.
=================================
Пако
Телохранитель
=================================
В камерах старой тюрьмы Рио-Браво, на границе Техаса и Мексики, вечно воняет каким-то дерьмом. Кислый, удушливый запах. Пако ненавидит амбрэ, сотканное из пота, мочи и крысиного кала. Раньше с этим запахом не было проблем. Он дышал им с четырнадцати лет. Выходил на свободу, глазел на деревья, съедал пару тако, снимал шлюху. Наутро шел в церковь, молился Иисусу и святой Камилле Картахенской. Затем делал свои дела — и его задница вновь оказывалась за решеткой.
Запах тюрем стал невыносимым после встречи с госпожой Хельгой.
Пако наконец-то узнал, зачем он топчет землю.
День назад, прогуливаясь в тюремном дворе, он услышал, что кто-то разнес федеральное заведение в Спринг Поинте. И вытащил доктора Химмельарх. Похоже, яйцеголовые мудаки из «Дайновы» наконец-то поняли, что их игрушки бесполезны без госпожи Хельги.
Это было проблемой. Ведь сейчас она одна, среди бессердечных корпоративных ублюдков. Среди кретинов, не понимающих величия её замысла. Её великой роли в будущем всех людей! Совершенно одна, без Пако, без мистера Уиллби, без Ёбаной Свиньи!
Пако не смог заснуть. В сердце поселилась тревога. Если верхушка «Дайновы» узнает о настоящих планах госпожи Хельги — они попытаются ей навредить. Кто её защитит? Пришло время оставить гостеприимные стены с колючей проволокой.
Наутро, почистив зубы и помолившись, Пако подсаживается к своему сокамернику, Алехандро Риосу, загремевшему на десятку за вооруженный грабёж.
— Алехандро, помнишь наш уговор? Пришло время. За стенами появилось дело. И оно не терпит.
Сорокалетний мексиканец бледнеет, отшатывается от покрытого татуировками сокамерника. Его руки начинают трястись.
— Пако, я… погоди Пако, ты хочешь сказать… прямо сейчас?
— Да, Алехандро. Прямо сейчас.
— Но я не готов… я не готов, Пако… послушай, мы же…
— Заткнись и послушай ты. У нас есть уговор. Твоя племянница больна — госпожа Хельга её вылечит. Или воскресит, как Иисус воскресил Лазаря, если рак успел съесть внутренности. Твоя семья будет благоденствовать. И каждый из этих нищих крестьян будет знать, что дарованное благоденствие — наследие Алехандро Риоса.
— Погоди, погоди, Пако, но почему… почему прямо сейчас? Мне надо… помолиться. Подготовиться.
— Если ты решил съехать, блядский ссыкун, я сделаю всё сам. Я убью тебя прямо сейчас. Вырву из груди твоё сердце — и съем, пока оно не
Пако позволяет себе лишнего — Алехандро Риос никогда не был трусом. Его руки дрожат, но голова остаётся холодной. Он не верит, что Розита будет жить. Зато в остальном обещания сокамерника не похожи на религиозные фантазии. Простой выбор — деньги для семьи или плохой вариант. Риос берёт себя в руки. Если он и отправится на тот свет, то сделает это ради близких людей. Падре Освальдо назвал бы это «Микроподвигом Христа». Недурной вариант закончить барахтанье в дерьме под солнцем.
— Скажи, Пако, я умру?
— Не знаю, Алехандро. Я не буду тебе врать.
— Сделаем это. Но ты помолишься вместе со мною. Помолишься за то, чтобы я не умер.
— Конечно. Ты блядский засранец, Алехандро. Но ты человек чести. Если умрёшь — я буду просить святую Камиллу Катрахенскую, чтобы она хотя-бы по воскресеньем вытаскивала твой зад из пекла.
Пако знает толк в горьком тюремном юморе. Парни в тюремных робах склоняют головы. Берутся за руки, словно гаучос на воскресной службе, и начинают вполголоса молиться.
Последние слова отправляются к Иисусу. Пако снимает с коек простыни. Завешивает решетку. Трюк с постельным бельём означает лишь одно — сокамерники собрались трахнуться. Вот только ни Пако, ни Алехандро, не были замечены в любви к жопам друг-друга. Кто-то свистит из камеры напротив. Соседи по несчастью начинают шуметь.
— Не стесняйтесь, ребята! Давайте, нахлобучьте друг-друга! Потом расскажите, как прошло!
— Заткнись, ёбаный педик! Заткнись, пидор, или я тебя вскрою!
Пако лезет в складки матраса. Вытаскивает заточку. Обычный кусок стекла, обмотанный изолентой. Алехандро протягивает руку. Пако берёт предплечье товарища — и режет вдоль вен. Затем еще раз, и еще, и ещё!
Риос бледнеет, словно покойник, но лишь сильнее сжимает зубы. Из открытых вен бьют багровые струи.
Татуированый мексиканец наклонился к ранам. Впивается зубами в широкие разрезы. Начинает пить кровь, крепко держа руку товарища. Он грызёт запястье, как пёс грызёт кость. Алые потоки хлещут в лицо, заливают тюремную робу, бьют в грязный пол. Странное причастие длится всего минуту. Ботинки Алехандро Риоса едут по луже собственной крови. Он медленно оседает. Кровосос отрывается от алого фонтана. Вытирает губы. Сдергивает с шеи окровавленное полотенце. Скручивает ткань в жгут, затягивает выше локтя отключившегося сокамерника.
Заключенный в окровавленной робе подходит к решетке. Берётся за ржавые прутья. От усилия на лбу вздуваются вены. Несколько секунд — и дверные петли с треском отделяются от стальной рамы. Пако выглядывает в коридор. Бросает последний взгляд на Риоса, лежащего на грязном полу. Крестится, прикладывает к губам окровавленные пальцы.
И выходит из камеры.
=================================
Ёбаная Свинья
он же Лазерное Дильдо
он же Поросёнок
он же Подставка