Агент сыскной полиции
Шрифт:
Через некоторое время на городской каланче раздался удар колокола. Раз, другой...
– Какой номер? – заорал снизу брандмейстер.
– Третий, на Афонькиной сопке, – ответил сверху дежурный пожарный.
«Третий» – значит, огонь вырвался наружу. Распахнулись настежь ворота пожарной части, и вслед за вестовым с факелом в руках вылетел как на крыльях пожарный обоз. Лошади – звери, огромные битюги. Они играючи тянут на большой скорости громадные бочки с водой, которые, как мухи головку сахара, облепили пожарные в своих сверкающих шлемах, с баграми и топорами на изготовку.
Дрожат камни
В третьем часу ночи донесся до слуха дребезжащий звук. К парадному подъезду подкатила пролетка, из которой неторопливо вышел князь, расплатился с извозчиком, вынул из кармана ключ и открыл входную дверь. Затем запер ее и оставил ключ в двери. Войдя в переднюю, зажег приготовленную камердинером свечу и прошел в спальню. Мурлыча себе под нос какую-то мелодию, он медленно разделся, положил в ящик столика бумажник, перстень, связку ключей и часы, зажег вторую свечу и, взяв газету, улегся в постель. Но вскоре отложил ее и отвернулся лицом к стене.
Прошло еще с полчаса. С постели раздался монотонный негромкий храп, и тогда оконные портьеры шевельнулись, выпуская Мозалевского и Казначеева.
На цыпочках они прокрались к столику. Бумажник, часы и перстень забрал Казначеев, а Мозалевский достал из ящика связку ключей. Один из них задел за мраморную крышку столика, раздался слабый звон, но храп тут же прекратился, и князь испуганно спросил:
– Кто там?
Не раздумывая, Казначеев бросился на полусонного князя и зажал ему рот ладонью. Но князь неожиданно сильно двинул ему кулаком в ухо и потянулся к сонетке. Подскочивший на помощь Мозалевский схватил князя за горло и оттащил его от звонка. Дильмац захрипел, но продолжал сопротивляться. Казначеев пришел в себя от удара, рванул за шнур, с помощью которого раздвигались шторы, и обмотал им ноги князя, Мозалевский проделал то же самое с руками Дильмаца. В рот князю затолкали обрывок ночной рубахи, а лицо прикрыли одеялом, чтобы не смог разглядеть нападавших.
– Вы уверены, что одеялом? – переспросил Тартищев. – Может, в схватке не заметили, что все-таки подушкой?
– Нет, одеялом, – весьма уверенно ответил Мозалевский. – Во время борьбы подушка отлетела под кровать, и мы не стали ее доставать, чтобы не терять времени.
Затем они принялись подбирать ключи к замку сундука, но ни один из них не подошел. Князь продолжал кряхтеть и возиться на кровати, пытаясь освободиться. Тем временем на улице проехала одна пролетка, за ней другая... Казначеев выглянул в окно.
– Надо уходить, – сказал он угрюмо, – скоро дворники начнут панели мести.
И воры, прихватив то, что смогли найти ценного в столике, поспешили скрыться тем же путем, которым попали в дом. Зайдя в небольшой садик, расположенный рядом с часовней, они поделили добычу и разошлись разными улицами, договорившись встретиться днем на квартире у Кондратия Бугрова. Больше Мозалевский Казначеева не видел и о его судьбе узнал лишь от судебного следователя...
– Та-ак! – протянул задумчиво Тартищев. – Вы продолжаете утверждать, что оставили князя почти в добром здравии, лишь слегка придушенного, со связанными руками и ногами. И лицо у него было закрыто одеялом, а ни в коей степени не подушкой?
– Истинно так, господин Тартищев, – ответил Мозалевский, – на иконе могу поклясться, что не обманываю.
– Но откуда тогда кровь на вашей одежде и ассигнациях? К тому же обнаружен ваш носовой платок, и он тоже в крови...
– Не могу знать! – ответил глухо Мозалевский и закрыл лицо руками. – Пьян был, не помню... Может, подрался с кем позже... – Он отнял ладони от лица и умоляюще посмотрел на Тартищева: – Пресвятой Богородицей клянусь, не знаю, откуда кровь!
– Федор Михайлович, простите, что врываюсь в ваш разговор, но не позволите ли вы попросить Мозалевского исполнить одно задание: пройтись несколько раз по комнате, – подал голос Алексей, до сей поры исправно записывающий показания преступника.
– И то дело, – согласился Тартищев и, подмигнув Алексею, приказал: – Пройдитесь, Николай Тимофеевич, от окна и обратно. – Мозалевский выполнил приказание. Тартищев многозначительно крякнул и одобрительно посмотрел на Алексея. Тот, ободренный первым успехом, спросил:
– Скажите, Мозалевский, в доме князя вы были в этих сапогах или переобулись в другие?
– В этих, – ответил тот и с недоумением посмотрел на молодого человека, – у меня других нет.
– А револьвер кто из вас взял? – опять спросил Алексей.
– Револьвер? – удивился Мозалевский. – Не видели мы никакого револьвера!
– Отлично! – Алексей довольно улыбнулся и посмотрел на Тартищева. – Федор Михайлович, давайте все-таки проверим, как он спрыгнет с крыши. След у меня зарисован, попробуем сравнить.
– Ну-ну, – покачал головой Тартищев, – испытатель! Попробуй, чего уж там! – и приказал стражникам взять у дворника ключи и проводить Алексея и Мозалевского на чердак. Услышав про крышу, тот заволновался, тонкий хрящеватый нос побелел, глаза забегали.
– Зачем на крышу? – пробормотал он испуганно. – Я не хочу на крышу...
– Ничего, – похлопал его по спине Алексей, – выбирай, либо завтра военный суд, либо визит на крышу. – И заглянул ему в глаза. – Что дрожишь как заячий хвост? Или ни разу по крышам не лазал?
Глава 10
Конечно, прыгнуть с этой крыши не составляло особого труда. Дом Тартищева был гораздо ниже особняка, с которого спрыгнул убийца Казначеева. Да и внизу была не утоптанная грязная дорога, а веселая лужайка с клумбой посредине, место, где любил порезвиться Дозор, а пару раз Алексей видел на ней Лизу. Девушка сидела прямо на траве под белым кружевным зонтиком и зевала над каким-то журналом...
– Зачем вы привели меня сюда? – прошептал Мозалевский. Стоило им ступить на кровлю, как он занервничал. И этот вопрос прозвучал у него излишне тревожно, с явными истеричными нотками в голосе.
– Николай Тимофеевич, – подчеркнуто вежливо произнес Алексей, – сейчас решается ваша судьба. Вы должны спрыгнуть с этой крыши, а мы после сравним ваши следы со следами убийцы...
– Зачем я буду прыгать? – вскрикнул Мозалевский. Вцепившись мертвой хваткой в рукав Алексея, он глянул на темнеющие внизу кусты и в ужасе отшатнулся. – Нет, нет, что вы! Я непременно разобьюсь!