Агент Тартара

Иванов Борис Федорович

Похоже, мисс сопровождающая слегка загрустила, предвидя скорое расставание со своими подопечными. По крайней мере, она впервые за много дней позволила себе побыть вдали от них, не вмешиваясь в их мальчишечьи дела, а заодно вознаградить себя за долгое воздержание от греха табакокурения, предаваться которому в присутствии несовершеннолетних ей было не с руки.

Впрочем, удаленность от предмета ее постоянных забот была весьма относительна. Пребывая на круговом помосте «картинной галереи», она легко могла видеть всех трех мальчишек и их Псов, озабоченно копошащихся вокруг закрытого прозрачным пластиком бассейна.

Как и почти все дальнобойные лайнеры, снующие между Тридцатью Тремя Мирами, «Саратога» в прошлом являлась «боевым кораблем Федерации». После списания

«на гражданку» по причине быстрого морального устаревания она лишилась вместе с уймой другого боевого оснащения типовой коллапс-пушки, занимавшей место точно по оси корабля. «Космотрек» не нашел ничего лучшего, как соорудить в образовавшемся цилиндрической формы зазоре несколько галерей. Одна из них была музеем «Саратоги». Там можно было полюбоваться портретами самых прославленных ее пассажиров — с их автографами, разумеется, — и видами Миров, в которые сия гордость «Космотрека» когда-либо доставляла своих пассажиров. Другие галереи украшали представители флоры разных Миров, копии различных произведений искусства и прочая забавная для скучающих пассажиров материя. Условное дно этого цилиндра превратили во «внутренний дворик» — смесь спортзала и солярия. В этот ранний час там никого не было — только мальчишки и Псы. Зато в «картинной галерее» появился еще один посетитель. После нелегкого разговора с Гильде агента на контракте одолело некое подобие бессонницы. Точнее, сон приходил к нему, но сон рваный, заполненный странными видениями и воспоминаниями о том, чего не было и быть не могло. Утренний «толчок» невесомости окончательно выбросил его в унылую и непонятную действительность предпоследнего дня полета. Поняв, что заснуть ему уже больше не удастся, Ким отправился под душ и сушку, затем натянул на себя нечто полуспортивное и отправился побродить по пустым галереям в надежде на то, что созерцание прекрасного наведет его на хоть сколько-нибудь продуктивные мысли. Начать он решил с каргин.

— Рано вы поднимаетесь, агент, — приветствовала его Анна.

— Да и вы тоже — ранняя пташка, мисс сопровождающая, — ответил комплиментом на комплимент Ким. — Успели заморить своего червячка?

— Ох уж эти мне банальные шутки...

Анна достала зажигалку и пару раз щелкнула ею впустую.

— Вам действительно не дают спать здешние шедевры, агент?

— Да вот, — Ким улыбнулся, — хотел напоследок посмотреть «Девушку с тюльпанами» Годфруа. Но нашел девушку с зажигалкой.

— Меня подняли мои подопечные. Они по утрам всегда приходят сюда покувыркаться в невесомости. А потом — пофехтовать или заняться еще чем-нибудь в этом духе. А я каждый раз после этого отсиживаю полчаса аутотренинга. В позе лотоса. Чтобы успокоиться. Представляете, если кто-то из них грохнется с двадцати метров на те железяки внизу? Или по ошибке снесет другому голову этим дурацким ножиком...

— Они с ними не расстаются?

— Никогда. Даже спят с ними. Это называется «второй малый меч». Первый — поменьше — им торжественно вручают в семь лет. Представляете? Железяку, которой запросто можно отправить человека на тот свет. А вот такой — второй — как раз в четырнадцать. Перед Первым Странствием. Есть у них такой институт... А настоящий Меч они получают, только совершив первый подвиг. И с ним уже и ложатся в могилу. Вот только если кто Меч — не важно какой, большой или малый, — потеряет или осквернит, то он уже и за человека считаться не будет. Отправляется в изгнание, в услужение магам — темным и светлым — искупать вину и добывать себе Меч у разбойников или колдунов. Так что им эти кочережки дороже жизни.

— А там, на Чуре, действительно есть разбойники и маги с колдунами?

— Разбойники — это вполне вероятно. Они всюду есть. А маги и колдуны... Ну, по крайней мере кого-то они так называют.

— Вам, похоже, нелегко приходится с этими ребятами? — спросил Ким, приглядываясь к игре маленьких фигурок на дне светлого колодца.

Анна пожала плечами:

— В каком-то смысле — наоборот... С ними легче, чем с обычными детьми. Легче, чем даже со взрослыми. Они очень самостоятельны. Уверена, что они нигде не пропадут. В крайнем

случае их Псы не дадут им наделать глупостей...

— Они, я вижу, на вас большое впечатление произвели — эти Псы... — улыбнулся Ким.

— Произвели... И производят.

Анна достала пачку сигарет и оглянулась — поискала глазами запретительный плакатик. Не нашла и протянула пачку Киму. Тот несколько смущенно развел руками. Анна оценила его воздержанность движением левой брови и закурила сама.

— Странно, агент, в моем представлении вы обязательно должны были курить... Может быть, даже трубку. Как Шерлок Холмс.

Ким еще раз мысленно «поблагодарил» Ника Стокмана за неистребимый табачный дух, пропитавший все предметы, хоть раз побывавшие в его офисе, включая и самую плоть и личные вещи младшего напарника, и с виноватым вздохом оперся о перила галереи. В отличие от «благоухания» стокмановского курева сигарета его собеседницы испускала странноватый аромат, незнакомый агенту.

— Эти Псы... — продолжила Анна, тоже облокачиваясь на перила. — Они не просто их любимцы... Вовсе не домашние песики...

— Это я уже заметил, — признал Ким. — Что за табак вы курите? Впервые слышу такой запах.

— О, это — моя слабость... — Анна покрутила сигарету перед глазами, словно любуясь ею: — «Голуаз» — прямая поставка из Метрополии. Земной табак. Настоящий. С канцерогенами. Я пол-оклада извожу на сигареты. Плоды дурного воспитания. Родители вечно пропадали в командировках. Воспитанием занималась бабка и баловала меня, заразу, как могла. Разрешала все... А с Псами вам придется подружиться, если хотите этих ребят узнать поближе.

— А у вас это получилось, мисс сопровождающая?

— Только отчасти. Только отчасти, агент... Но без них я просто пропала бы, без этих зверюг... Они их держат в ежовых рукавицах — обоих мальчишек.

— Я их все еще слегка путаю, — признался Ким. — Который из них Ган? Тот, что повыше?

— Да. И волосы у него чуть темнее. Его Пес — Оррн. Они из северных колодцев... Это у них города так все еще называются — колодцы. Такие убежища были во время войны. Потом, когда появилась возможность жить на поверхности, они стали вокруг них селиться. А большинство все еще так и живет под землей. А тот, что пониже и светлее, — Фор. Его Пес — Ширра. Они оба — типичные Проводники. Есть у них такое сословие... А этот Валька Псам понравился. Значит, и моим подопечным — тоже. Хотя на Земле они ни с кем близко не сходились. Странно.

— Он к себе располагает, — согласился Ким. — Я каждый день пью с ним чай. Ему здесь одиноко. Он вообще не типичный земной паренек. Словно и не оттуда...

Анна тревожно глянула на него:

— Вам тоже так показалось? Знаете, агент, он так одолел меня расспросами о тамошней — земной — жизни, что я сама так подумала... И потом... Он же ведь и сам про себя говорил иногда. Ну, что-то рассказывал про своих друзей из Новой Зеландии — из города, который он назвал так: Южная Манурева... А такого города нет, я случайно это знаю — родители в тех краях проводят отпуск. Так вот, городу этому давным-давно вернули его настоящее, первоначальное имя — Окленд... Это у них там, сразу после распада Империи, поветрие такое было — всему давать национальные имена. И возрождать языки: папуасов учили говорить по-папуасски, а маори — по-маорийски. Потом это очумение быстро прошло. И про эту Южную Мануреву никто и не помнит... Тем более никто из детей.

— Помню — я сам еще только читать-писать учился... У нас Комсомольск-на-Амуре тоже как-то смешно называли некоторое время... Не помню как. О Псах Чура рассказывают легенды... — припомнил Ким.

— И недаром, — кивнула Анна. — Они там — на Чуре — чуть ли не главнее людей. Они по сравнению с нашими собачками — богатыри-долгожители.

— Ну, положим, и у нас теперь научились жизнь продлевать не только людям Особенно в Метрополии.

Тут Ким был в курсе дела. Кошачье-собачья геронтология в Федерации развивалась чуть ли не быстрее, чем собственно человеческая. Богатые владельцы домашних любимцев готовы были платить немалые денежки за возможность не расставаться с ними до конца своих дней.